А потом, пробираясь через пустынную площадь, он услышал два звука, слившихся в симфонию: отрывистый храп мужчины и меланхоличный, пессимистичный рёв осла. Он огляделся и немного левее увидел огромного татарского разносчика должно быть, он весил больше трехсот фунтов который спал на солнышке, сидя, скрестив ноги, на огромных собственных лапах, его непомерно большой живот покоился на крепких коленях, а огромная голова в тюрбане подпрыгивала, громко храпя полуоткрытыми губами, в то время как в нескольких футах от него крошечный белый ослик с пустыми корзинами для фруктов, если не считать трех испорченных дынь, привязанный веревкой к деревянному вьючному седлу, орал в небо, несомненно, жалуясь на скуку.
«Блок» подумал Ахмед. Он послан Самим Аллахом, чтобы помочь мне подняться на этот балкон!»
Несколько мгновений спустя он размотал тюрбан, обвязанный вокруг головы татарина, утяжелил его дыней, перекинул один конец через перила балкона и, когда тюрбан вернулся к нему в руки, ловко подсунул его под колени спящего человека, а затем привязал к седлу осла.
Вставай, маленький ослик! тихо позвал он. Вставай, маленький брат, и возвращайся в свою конюшню к сочной, зеленой пище! Вперёд и вверх!
И осел, ничего не возразив, бодро зашагал своей дорогой; татарин в тюрбане, натянутом на колени, проснулся, увидел, что осел убегает, и заковылял за ним с громкими криками: «Эй, там! Подожди минутку! Стоять, длинноухая скотина!» И вот, цепляясь за ткань тюрбана, как за веревку, неторопливо шагая на осле, а переваливающийся разносчик служил ему шкивом, Ахмед с триумфом и комфортом поднялся на балкон и, не теряя времени, принялся за еду, набивая рот большими, жадными, хорошо сдобренными специями пригоршнями.
Он пробыл там совсем недолго, когда какое-то волнение в толпе заставило его посмотреть вниз. За углом он увидел индийского колдуна, окружённого толпой мужчин, женщин и детей, бредущего раскачивающейся величественной походкой. Мужчина этот был очень высоким, измождённым, бородатым и обнаженным, если не считать алой набедренной повязки. Рядом с ним спотыкаясь брёл маленький мальчик, а за тем следовали двое слуг, один из которых нёс сплетённую из травы корзину и связку мечей, другой свернутую в кольцо веревку.
Оказавшись прямо под балконом, индус остановился и обратился к толпе.
Мусульмане, сказал он, позвольте мне представиться. Я, объявил он без малейшей застенчивости, Свами Викрамавата, йог, величайший чудотворец Индостана! В Семи Известных Мирах нет никого, кто приблизился бы ко мне в мастерстве белой или чёрной магии! Я безбрежное море самых превосходных качеств! Я так меня уверяли правдивые и бескорыстные люди в Китае, Татарии и землях монголов с собачьими мордами драгоценный камень из чистого золота, горсть измельчённых в порошок рубинов, изысканное тонизирующее средство для человеческого мозга, отец и мать скрытой мудрости! Он сделал знак своим слугам, которые положили корзину, мечи и веревку на землю, и продолжил: Если вам нравится мое колдовство, не задерживайте щедрость своих рук! Ибо я всего лишь бедный и скромный человек, у которого семь жен и семь раз по семнадцать детей, и все они требуют еды! Так завершил он свою речь словами, находящимися в явном и бесстыдном противоречии с его предыдущим заявлением.
Затем факир наклонился и открыл свою корзинку.
Хо! крикнул он маленькому мальчику, который тут же прыгнул в корзину, где свернулся калачиком, как котенок. Индус закрыл её, поднял мечи и со всей силы вонзил их в каждую часть корзины, в то время как толпа смотрела, совершенно очарованная.
Наверху, стоя на балконе, Ахмед тоже наблюдал. Он был доволен собой и миром в целом больше, чем когда-либо. Да, ведь у него были деньги, несколько дорогих драгоценностей, изобилие еды здесь он угощался еще одной щедрой порцией, а теперь ещё и шоу: и всё бесплатно, всё можно попросить и взять!
«Хай! сказал он себе, сидя на перилах балкона и с наслаждением жуя. Жизнь прекрасна, а тот, кто работает и стремится к большему дурак!»
ГЛАВА II
Между тем оставшийся на Площади индус продолжал свое колдовство. Он положил на землю сухое семечко манго, чтобы весь мир мог его увидеть. Трижды он провел по нему рукой, бормоча таинственные индейские слова:
«Бхут, прет, писах, дана,
Чи мантар, саб никал джана,
Грива, грива, Шивка хана»