Одну минуту, сказал Капитан. Он повернулся к Ахмеду. И что, по вашему утверждению, находится в кошельке?
Как же, засмеялся Багдадский Вор, а ничего. Он пуст. В нём вообще ничего нет, о Великий Господь! И, я открываю его, и выворачиваю его наизнанку, и вот вам доказательство! Но свою правую ногу он держал очень тихо, чтобы украденные деньги, которые он засунул в свои мешковатые штаны, не звякнули об остальную добычу и тем самым не выдали его.
Затем из толпы раздался смех. Буйный, преувеличенный, восточный смех фальцетом вскоре увенчанный словами Капитана:
Ты сказал правду, молодой человек!
Он бесстыдно и нагло подмигнул Ахмеду. За год или два до этого капитан занял некоторую сумму денег у Таги-хана и с той поры первого числа каждого месяца выплачивал высокие проценты и значительные взносы, не уменьшая при этом, благодаря чудесным расчетам ростовщика, основную сумму.
Затем капитан стражи обратился к торговцу с сокрушительными, холодными словами:
Подумай, бедняга, что Пророк Мухаммед да благословит его аллах и приветствует! рекомендовал честность как лучшую и самую достойную добродетель! Нетнет поскольку Таги-хан был готов разразиться потоком горьких протестов, учтите, кроме того, что язык худший враг шеи!
С этой загадочной угрозой он с важным видом удалился, воинственно стукнув кончиком сабли по каменной мостовой, в то время как Багдадский Вор оскорбительно показал нос разъяренному торговцу и повернул на запад через площадь, к Базару Гончаров.
Ахмед в это утро был вполне доволен собой, солнцем и миром в целом. Деньги у него были! Деньги, которые с радостью были бы приняты его приятелем, стариком Валиуллой, который первым посвятил его в Почётную гильдию Багдадских воров и научил всем хитростям и принципам их древней профессии.
Сегодня Ахмед был еще большим вором, чем его бывший учитель. Но он всё ещё почитал другого члена гильдии, некоего Хасана эль-Торка, прозванного Птицей Зла из-за его тощей шеи, когтистых рук, носа, похожего на клюв попугая и фиолетово-чёрных глаз-бусин; и делился с ним всем.
Да. Хассан эль-Торк был бы рад этим деньгам да и любой другой богатой добыче.
Но время близилось к полудню, а Ахмед ещё не прервал свой пост. Его желудок забурлил и заурчал, протестующе, вызывающе. Должен ли он тратить свои деньги на еду? Нет! Нет, если только он не был абсолютно к этому вынужден!
«Я буду следовать своему носу! сказал он себе. Да! Пора следовать за своим умным носом, лучшего друга, чем он, у меня в мире нет, если не считать моих рук. Веди себя, о нос! он рассмеялся. Нюхай! Запах! След! Покажи мне дорогу! И я, твой хозяин, буду благодарен тебе и вознагражу тебя ароматом любой богатой пищи, которая сможет пощекотать мое нёбо и раздуть мой сморщенный живот!»
Итак, нос принюхался и указал дорогу; и Ахмед последовал за ним, через площадь Одноглазого еврея, через тесную пустыню маленьких арабских домиков, которые жались друг к другу, как играющие дети, с проблеском неба над верхушками крыш, открывающими едва ли три метра ширины, перекрытия которых время от времени сходятся, и выпуклые, фантастические балконы, казалось, переплетаются, как такелаж парусного судна в малайской гавани; пока, наконец, в том месте, где переулки расширялись и переходили в другую площадь, ноздри не затрепетали, а нос не расширился, заставляя владельца носа остановиться и встать неподвижно, как пойнтер на охоте.
Откуда-то доносился восхитительный, соблазнительный аромат: рис, приготовленный с медом, бутонами роз и зелеными фисташками и утопленный в щедром потоке топлёного масла; мясные шарики, приправленные шафраном и маком; баклажаны, искусно фаршированные изюмом и секретными приправами с острова Семи Пурпурных журавлей.
Ахмед посмотрел в ту сторону, откуда доносился запах.
И там, на перилах балкона, похожего на птичье гнездо, высоко на стене гордого дворца паши, он увидел три большие фарфоровые миски, наполненные дымящейся едой, которую толстый повар-нубиец поставил туда, чтобы она немного остыла.
Ахмед посмотрел на стену. Она была крутой, высокой, прямолинейной и возносилась вверх без какой бы то ни было опоры для ног. Ахмед, как бы помните, был самым настоящим котом по части скало- и стенолазанья. Но чтобы добраться до этого балкона, ему нужны были крылья, и он засмеялся: "Я не птица, и пусть Аллах даст мне еще много лет, прежде чем я стану ангелом!»