Хотя нет, я наверно сразу откажусь.
Что тут началось, казалось, они как медузы на солнце растворятся в своём крике.
«Да ты просто щенок!», «Только попробуй попросить денег!». У них не хватало сил высказать, что они думали. Дядя нёс какую-то пургу я пытался ответить он не давал мне сказать и половины я отвечал громче мать орала, чтобы щенок не повышал голос.
В конце я сказал, что ненавижу госслужбу, весь этот уклад. Я предложил им посмотреть на сестру и брата, и куда это их завело.
Мы всегда боялись вас обидеть!
А-а-а, теперь мы виноваты!
Ладно, всё, я поднялся.
Подумай о Маше, сказала мама в слезах, если не хочешь о матери, о мёртвом отце, подумай хотя бы о ней. Она ради тебя настолько пошла, НАСТОЛЬКОЕ, ты обязан ей за то здоровье, что она потеряла. Ты ей обязан! И сегодня, она продолжает быть с тобой не смотря на всё твоё самолюбование. Что ты будешь без неё? А ты, а ты
Я вышел из зала с фотографиями. Под лестницей идеально умещалась клетка шпица и там собака дрожала в самом углу, смотрела на меня круглыми чёрными глазами. Вот такое вот дерьмо, милашка. Наверно, она видит мир даже более реально чем мы, наверно, молниеносную, несуразную мысль, что проносится у неё в башке можно было бы выразить просто:
«им повезло уродиться богами, кормильцами, обладателями ЧЕГО-ТО ЧЕГО-ТО, еды, а онинепонятно. Мне бы той вкуснятины, что вчера сбросили вниз и клянусь, больше ничего, клянусь, больше ничего! Пусть только все проблемы унесутся мимо, туда, куда летит ветер над колосьями пшеницы».
«Малышка заткнись. Ты обжираешься так, что мы тебя по врачам постоянно таскаем. Жрёшь как свинья».
«Мне страшно».
Сестры на улице видно не было, наверно, она пыталась разобраться с собой, стоила-ли её манипуляция свеч, может ей было стыдно, но уверен, она найдёт из этого выход. Когда садился в машину, не было и намёка на солнце, но всё равно было тепло, прохладный ветерок, словно включил и печку, и кондиционер одновременно. Я поехал к друзьям.
Двор, в котором они сделали прокат велосипедов, охрененно грелся внешней стороной стен многоэтажного дома. Никитос раньше жил здесь и сидел с великами обычно по выходным и вечерам, чинил их, когда было нужно. Макс был по будням и в основном бездельничал, писал монологи, всякие мелкие сценарии и скетчи. При входе во двор куча расклеенных фланёров, был один новый, и по центру написано: «Жильё на море БЕЗ ПОСРЕДНИКОВ». В тенёчке, в самом углу двора, Никитос бездвижно косился под грязным шезлонгом. Я спросил, чем он занят. Он поднял на меня небритое лицо и сказал, что это путеводитель, но Южной Африке.
Не знаю, откуда он у нас взялся. Очень интересно откуда. Листаю вот.
Я помню эту книгу, она всегда там стояла.
Когда его отец был дееспособен, он каким-то страннючим, непонятным образом выкупил часть двора, которая располагалась прям впритык к их квартире, что на первом этаже, зацементировал и выложил периметр дорожкой в пару кирпичей. Здесь-то и стояли все велики. Макс с какой-то помойки притарабанил кресло и диван. Можно было подумать, что бомжи устроили себе тут курорт, особенно вводил в заблуждение этот ебучий шезлонг. Но кроме них, матери Никитоса и её ухажеров, тут никто не тусовался последние лет 6. Через решётку он провел кофемашину и угощал чашечкой тех клиентов, что брали велосипеды надолго, или часто, или просто ему нравились. Он медленный малый.
При входе во двор было некое подобие гаража, только совсем маленькое хватало на матрас и кучу хлама. Одна из створок всегда была приоткрыта. Жила там Роза-пингвин бомжиха со здоровенными сиськами. Клянусь, её правда звали Роза, по крайне мере с незапамятных времён она говорила, что её так зовут. Я здоровался с ней уже лет 20, но она до сих пор не знала меня в лицо и как меня зовут, пара из её многочисленных кошек мяукала мне в ответ, а сама Роза осыпала их отвратительными оскорблениями, но как-то с любовью, она просто говорила.
Гардина зашевелилась, и мне помахала мама Никиты.
Здрасьте, тёть Лиз!
Роза выбралась из своего гаража и стала рассыпать какую-то дрянь по пластиковым лоткам.
Ты что, от родителей? спросил Никита.
Да. А что так заметно?
Кофе будешь?
Давай.
И мне сделай.
Ах ты шлюха.
Хй лютой собаки! заорала Роза и продолжила ходить по латкам.
Я взял его чашку и одну пластиковую для себя.
Весна наилучшее время для аренды великов. Никита завыл, что на починку уходит слишком много денег и его уже затрахало подписывать арендные листки. Это те листки, которых они распечатали целую кипу, куда вписывали данные велика и номер паспорта, который они брали в залог, что, на сколько мне известно, было незаконно.