Поймите, обратился я к ней полушепотом, стараясь быть как можно мягче, скорее всего, произошла какая-то сложная и труднообъяснимая ошибка. Я никак не могу быть вашим мужем.
Жак, отвечала она, неужели ты совсем меня не помнишь? Это ведь я, Левый Сапог, твоя жена.
Я нетерпеливо поморщился и в попытке принять более убедительный вид, ответил:
Мне стерли память, понимаете? Я великий ученый, который создал ужасающий препарат, способный превратить память человека в чистый лист.
Вид мой, видимо, оказался не столько убедительным, сколько заговорщицким, и девушка теперь смотрела на меня, как на сумасшедшего. Затем покачала головой, и вовсе спрятала лицо в ладонях.
О, Господи, всхлипнула она, началось. Каждый раз одно и то же.
Человек, который поручил меня заботам вашего отца уже мертв, поймите же как вас там зовут? Сапог?
Левый Сапог, протянула она со слезой в голосе.
Вы сказали, что Гильотина уже был здесь. Что он говорил вам? Вы даже не представляете, кто этот человек. Вам следует держаться от него подальше.
Он просил денег за выбитое стекло, тут она заплакала. Говорил, что ты выбил у него в квартире стекло. А где я возьму ему деньги, если их нет? Нет могил нет и денег. Ты хоть представляешь, как мы жили в течение этих трех месяцев, Жак? Мы голодали! Мы реально голодали!
Мне очень жаль это слышать, но повторю: это какая-то ошибка. Я не могу быть виной ваших несчастий. Я работал на спецслужбы, а в течение последних трех месяцев на мне проводили опыты, я сделал короткую паузу, поскольку Левый Сапог начала плакать еще сильнее, и добавил: В любом случае, мне нужно идти.
Последние мои слова произвели на нее эффект взорвавшейся бомбы.
Мама! завопила она так, что у меня зазвенело в ушах. Мама! Он снова хочет идти пьянствовать! Мама, что же делать?! она вскочила, запахнула халат, вцепилась руками в волосы, и, сделав по комнате круг почета, бросилась вверх по лестнице, сотрясая пространство пронзительными воплями: Пусть меня небо уже приберет, мама! Он опять за свое! Не успел протрезветь, и снова в бой!
Я тебе говорила, скотина старая! услышал я соответствующие вопли матери, адресованные ее мужу. Говорила?! Говорила, что ты доведешь парня до алкоголизма?! Вот, любуйся своей работой! О, Господи, помоги этому несчастному могильщику обрести покой в душе! Избавь его от порока! О, небеса, не дайте мне на старость лет остаться без куска хлеба!
Мама, встань с колен! кричала дочь. Сейчас не время валяться по полу! Он хочет уйти, понимаешь?! Он хочет бросить нас в голоде и холоде!
Два чувства, уже знакомых мне, вновь ярко дали о себе знать в тот момент, когда я поднимал старый плащ, который мне ранее одолжил Бездарщина. Во-первых, странное чувство того, что и моя воля, и моя логика умеют отделяться от меня; они, вроде бы, и подчинялись мне, но только тогда, когда им это было выгодно, и в любой момент могли взбунтоваться и перейти на сторону моего оппонента и начать склонять меня же в его сторону. Во-вторых, вновь я испытал острое и колючее, но совсем мимолетное ощущение, что все происходящее словно высосано из пальца; все, что меня окружало, вновь показалось мне игрушечным, хрупким и ненадежным.
Тем не менее, мне вдруг стало очень стыдно. Эта странная семья (в первую очередь, ее женская часть) все-таки сумела заставить меня чувствовать вину и самое главное! Главное, и по-настоящему страшное. Я признал себя мужем этой девушки. Алкоголиком и могильщиком! Признал в один момент, потому что так было нужно! Не мне, а им. Лишь на одну секунду в моей голове пронеслось подозрение, что люди эти подставные, еще одна часть эксперимента, просто приставленные ко мне актеры; в пользу этой теории говорило их знакомство с Гильотиной, а против нее свидетельствовало доверие Георга. В любом случае, теория эта, каковой бы она ни являлась, была отброшена мной, как абсурдная и даже смешная. При этом я не сомневался в том, что я ученый, что Гильотина уже убил Георга, и сейчас охотится за моей головой. С того момента я стал жить как бы одновременно в двух реальностях, не противясь ни одной из них. В одной реальности я был ученым, на котором последние три месяца тестировали разработанный им же препарат; в другой реальности я был могильщиком, который три последних месяца провел в запое. В одной реальности Гильотина был моим палачом, в другой реальности Гильотина был моим собутыльником.