Через секунду в подвальную комнату буквально ввалилась мать точная копия дочери, с разницей в двадцать лет, даже халаты у них были очень похожими, и рухнув передо мной на колени, принялась осенять себя крестами и взывать ко всем святым, умоляя сохранить мне жизнь. Через несколько секунд появился и Бездарщина с тазом воды, которую он, разумеется, не донес до моей кровати, потому что поскользнулся на последней перекладине деревянной лестницы, и столь желанная вода оказалась на полу.
Ах ты, скотина пьяная! заверещала его жена, оборвав свои молитвы. Тоже нажрался с утра пораньше?! О, Господи, за что?! Ладно, что я несу этот крест, но за что мою несчастную дочь ты наказываешь столь жестоко?! Мало нам было одного алкоголика, ты нам второго послал!
С виноватым и оробевшим видом Бездарщина поспешно схватил таз и помчался в обратном направлении, а мать с дочерью не унимались в попытках перекричать друг друга, и перемежали свои молитвы о моей жизни с оскорблениями в мой же адрес, и в адрес Бездарщины. Я же с ужасом понимал, что не могу не то, чтобы отправиться в ресторан «Жарят черти», где меня должен встретить друг Георга, а не могу даже встать с этой кровати, на которой замер в полусидящем положении, опершись на локти. Мне было настолько паршиво, что я чувствовал стоит принять вертикальное положение, и я просто рухну на пол без сознания.
Тем временем, Бездарщина принес второй таз с водой, который его жена поспешила выхватить у него, чему надо сказать я порадовался. Как только таз с водой был поставлен прямо на кровать рядом со мной, я нагнулся и начал жадно пить, чувствуя, как вода продирает застоявшийся в горле колючий барьер. Напившись, я заткнул уши и окунул голову в воду, тем самым хоть на несколько секунд заглушив несмолкаемый аккомпанемент проклятий и молитв. После этой процедуры, к своему величайшему изумлению, я сразу же почувствовал себя намного лучше; да что там несравнимо лучше. Примерно так, как чувствует себя предавшийся обильному возлиянию человек, только к вечеру следующего дня, пережив накануне все ужасы последствия веселья. Столь волшебный прилив сил (правда, еще далекий от оптимального), помог мне немного взять себя в руки и попытаться выяснить, что же здесь происходит. Я встряхнул мокрой головой и сел спустив ноги на пол, выпрямив спину и расправив затекшие плечи. Девушка, которая называлась моей женой, в очередной раз кричала небесам, чтобы они ее прибрали, а ее мать обвиняла своего мужа в моем развращении алкоголем, когда я поднял вверх руки и резко воскликнул:
Тихо!
К моему великому удивлению в комнате сразу же воцарилась тишина, и три пары глаз, уставившихся на меня, засветились вдруг любовью, нежностью и даже чем-то вроде восхищения, если я правильно расценил выражения этих взглядов.
О, Жак, подобострастно прошептала дочь.
Кормилец наш ненаглядный, вторил ей шепот матери. Вернулся наш кормилец.
Хвала небесам, теперь заживем, сказал отец и на глаза его навернулись слезы.
Я обвел властным взглядом (ибо почувствовал, что имею право на такой взгляд) всю эту странную компанию и сказал:
Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
Моя новоявленная жена с раболепным видом села рядом со мной и прильнула к моему плечу.
Ничего, дорогой, ничего не произошло. Ты был немного болен, но теперь все будет хорошо. Ты будешь закапывать людей, и мы вновь заживем тихой и спокойной жизнью. Правда?
Так, постойте, сказал я и резко встал. Я ума не приложу, что все это значит, однако же, могу вас уверить, что пока я буду оставаться в вашем доме, всем вам будет угрожать смертельная опасность.
Все три члена семейства многозначительно переглянулись, и на несколько секунд в комнате повисло смущенное молчание, которое первой прервала мать, вызвавшись вдруг накрыть на стол по поводу моего возвращения. Бездарщина изъявил желание помочь ей, и таким образом, я остался наедине с молодой женщиной. Она продолжала сидеть на кровати, после того как я вскочил, сбросив ее голову со своего плеча, и сложив руки на коленях, взирала на меня с робкой нежностью. Внешность ее нельзя было назвать ни привлекательной, ни отталкивающей, однако же, темперамент ее отлично компенсировал эту неопределенность, и в данный момент ее кроткий вид взывал к моим нежным чувствам столь же настойчиво, как ранее ее визги взывали к моему нетерпению.
Поймите, обратился я к ней полушепотом, стараясь быть как можно мягче, скорее всего, произошла какая-то сложная и труднообъяснимая ошибка. Я никак не могу быть вашим мужем.