Слово свое этот барыга сдержал. К вечеру на телеге нам привезли кровельное железо.
Так первый раз в жизни я работал кровельщиком. Помогала мне Айжан. А объяснял мне, что и как делать, дядя Ваня, вернувшийся с фронта без левой руки. Мой первый блин получился вовсе не комом. Перекрыв крышу, на следующий день мы на пригородном поезде поехали к матери Айжан. Она учительствовала в семилетней школе большого поселка, выросшего из железнодорожной станции.
При взгляде на Айгуль Булатовну у меня сжалось сердце. Смерть мужа и сына посеребрила волосы еще нестарой женщины. Глядя на нее, я понял, что вот такие русские женщины самых разных национальностей на своих плечах вынесли войну. И еще неизвестно, где было тяжелее на фронте или здесь, в тылу.
Человеком Айгуль Булатовна была незаурядным. В начале двадцатых, окончив школу при медресе[56], она вступила в комсомол и поступила на рабфак. Писала стихи и заметки для областной газеты.
После рабфака начала работать в школе, где и познакомилась с будущим мужем. У нее больное сердце, но она продолжает учить детей в школе.
Приехали мы очень даже вовремя. Одна из стен ее саманного дома треснула и начала осыпаться. Трещина, проходящая почти посередине стены, была в палец толщиной. Хотя я ее и подмазывал глиной во время предыдущего отпуска, но у саманных строений свой срок. Весь оставшийся отпуск мы с женой месили глину с соломой, добавляя кизяк. Я уже давно так ударно не работал. У Айжан, кстати, лучше, чем у меня, получалось формировать саманные кирпичи.
Маша все это время проводила с бабушкой. А мы разбирали стену и складывали новую. Дождей, слава Богу, в это время не было. Успели подремонтировать и небольшой сарай, где жила главная кормилица коза.
После завершения ремонта два раза ездили далеко в степь. Собирали степную малину, так зовут казаки это растение. Научное название эфедра. Ее мелкие красные ягоды очень сладкие и очень нравятся дочке. Но много их есть нельзя. Это невысокое растение немного похоже на хвощ. Растет оно только в степи на скальных и каменистых выступах. Из этого растения готовят лекарство эфедрин. Испокон веков эту травку знали и использовали казаки. Поэтому я, кроме ягоды, собираю еще и жесткие стебли травы. Ее отвар действует не хуже фенамина таблеток, которые выдавали немецким диверсантам.
Помню, как два года назад Саня Пинкевич, приехав в Москву на сессию, остановился у нас. Служил он в Подольске, а учился в институте заочно. Приехал он после обеда, а на следующий день ему предстояло сдавать экзамен. К учебнику Саня почти не притрагивался. И вовсе не из-за лености. Служба у него была не мед, а его начальник отдела скидок и поблажек ему не давал.
Так вот, вечером на коммунальной кухне Саня попил густой отвар из стеблей степной малины и к утру прочитал весь учебник «Теория государства и права». А в институт поехал с почти ясной головой и еще достаточно бодрым. Экзамен он тогда сдал на четверку. Весь свой запас сушеной эфедры я отдал в тот раз ему. Саня в отличие от меня служит, ему она явно нужнее.
А еще мы в степи нашли и тоже набрали порезной травы[57], как зовут этот лишайник казаки. Останавливает кровь и заживляет раны. Да, отпуск это хорошо. Только плохо, что он всегда быстро заканчивается.
С этими воспоминаниями мы дошли до дома. Еще через полчаса на общей кухне Айжан на большой сковороде жарила «грибную лапшу».
Папа, а когда мы в следующий раз в лес пойдем? спросила меня Маша.
Не знаю, дочка, честно ответил я. Мне и самому хотелось бы это знать.
Незаметно подошел вечер. Уже стемнело. А мне завтра опять в море Хотя в бригаду должен прибыть мой однокашник по институту. Так что надежда на скорый поход с дочкой в лес была. Когда я все это сказал Айжан, она только улыбнулась. Женщины мудрее нас, мужчин, и, возможно, чувствуют будущее. Хотя Блажен, кто верует.
* * *С этими радужными надеждами мы улеглись спать. В сон я провалился почти мгновенно, сказывалась усталость за месяц.
Товарищ капитан-лейтенант, тревога!
Я услышал топот ног в коридоре еще до того, как отчаянно заколотили в дверь.
Бросив китель, который хотел надеть, я открыл дверь:
Тише ты, семью разбудишь!
Но матрос уже бежал дальше по коридору, колотя во все двери подряд.
Лихорадочно одеваюсь. Наверное, опять эти клятые японские нарушители границы. Маша спит в своей кроватке, чему-то улыбаясь во сне. Айжан, как и я, уже на ногах. Подает мне фуражку и тревожный чемодан.