Невыносимо. Это уже не отмычкой ковыряют в моем замке, а срезают его болгаркой.
Нельзя, чтобы этот ящик Пандоры открылся. То, что вырвется оттуда, погубит и меня, и ее.
Глава3. Милена
Мне трудно дышать от его близости. Все затмевает его запах, его прикосновения. Ни слов, ни мыслей у меня больше нет.
Это наваждение. Оно почти осязаемо, видимо. А ведь я думала, что справлюсь, что все похоронено и выжжено ручьями моих слез. Когда они закончились, я поверила, что прошла и любовь, и боль. Самовнушение
Марк повторяю на выдохе и вижу, как меняется его взгляд.
В нем нет равнодушия Марк теперь злится. Но не на меня, скорее на себя.
Опять связалась не с тем парнем? эту злость он прикрывает сарказмом. Ничему тебя жизнь не учит, Милена.
Слезы снова подступают, начинают душить. Я не докажу ему ничего, уже пыталась, но Марк упертый и словам не верит.
Ни с кем я не связывалась.
Убила нового мужа? Помочь труп спрятать?
Прекрати, срываюсь на крик.
Я пришла не для того, чтобы Марк издевался надо мной. Но он бьет словами по сердцу, расковыривая рану, которую я сшивала по миллиметру
Разговора не получается. Надо уходить и снова склеивать себя после этой встречи.
Я слушаю тебя, говорит Марк уже серьезнее, но не отпускает меня.
Как можно разговаривать в таких условиях? Я даже думать не могу.
Я покажу тебе фотографии, ты сам все поймешь. И если поможешь, то я сделаю что угодно.
Что угодно, говоришь? задумчиво протягивает Марк. Это уже интересно. Только что ты мне можешь предложить? Фотосессию? снова усмехается. Денег у тебя нет, да и не нужны мне они, своих хватает. Натурой хочешь расплатиться? приподнимает бровь, а я даже не дышу, пока слушаю. Мы были женаты восемь лет, это неактуально. А за все надо платить, Милена.
Марка ситуация, кажется, забавляет, а вот мне совсем не до смеха. Понятно, что на безвозмездную помощь я не рассчитывала, но не думала, что придется выложить последний козырь.
Есть кое-что тихо говорю.
Он меня убьет, но выбора нет.
И?.. Марку стало интересно, уже что-то.
Когда начинаю, собравшись с силами, но сегодня определенно не мой день.
В этот момент открывается дверь, и я слышу знакомый голос:
Марк, наконец-то! Я один должен делами заниматься, пока ты телок по комнатам отдыха трахаешь?
Марк отпускает меня, и пусть я мечтала об этом, но телу становится холодно без его рук.
У меня здесь занимательный разговор.
Охренеть, выдает Миша, узнав меня. Что эта стерва здесь делает?
Я молчу. Все не по плану.
Поговорить пришла, пожимает плечами Марк. Хочет чего-то, только вот непонятно чего.
Брат Марка бросает на меня взгляд, полный ненависти и презрения, и я чувствую себя такой ничтожной, жалкой, растоптанной.
Хочет?! повышает голос Миша. Да пусть спасибо скажет, что я ее не закопал в каком-нибудь овраге после всего-то!
Прижимаю пальцы к вискам и мысленно стону. Замкнутый круг, но снова оправдываться я не стану. Тем более за то, чего не делала.
Появление Миши путает все карты. Если Марк более холоден, то этот просто ураган. Сразу сделает, а потом подумает, так что вылететь я могу отсюда в любую секунду.
Да не ори ты, морщится Марк.
Только не говори, что ты снова поплыл от ее голубых глаз и стройных ножек! Включи мозги! Или они уже переместились ниже пояса?
Мои мозги на месте.
Миша делает шаг ко мне, и я вижу: размажет сейчас по стене.
Не трогай ее, холодно отрезает Марк и смотрит на меня: Жди здесь, я сейчас вернусь.
Это уже что-то. Может, не все так плохо, как я думала. Хотя самый сложный разговор еще впереди.
Сука, бросает Миша вместо «приятно было увидеться».
Дверь закрывается, и я остаюсь в комнате одна, только сейчас понимая, насколько мои нервы натянуты. Делаю два шага и падаю на диван. Силы меня покидают, мозг хочет отключиться, руки дрожат.
Я делаю несколько глубоких вдохов и закрываю глаза, откинувшись на спинку.
Снова хлопок двери быстро, однако. Но в комнате появляется не Марк, а Миша, и меня парализует страх. Сейчас все полетит к чертям.
Миша
Лучше заткнись, качает он головой. Нахрена ты приперлась? подходит ко мне, смотрит сверху вниз. И не вздумай, сучка, шантажировать его ребенком. Кстати, а чей это ребенок?
Ты знал
Значит, и Марк может знать. Тогда ему, получается, все равно. Эта мысль мешает сосредоточиться, становится еще обиднее, чем за себя.