Тогда слушай меня, копейка! я высморкался в штору, вытер об нее руки.
Гости жадно смотрели на это представление, ну прямо как тогда на истфаке, тогда тоже больше ржали над такими фортелями, чем слушали.
Точно тебе говорю. Крестьянам вскоре разрешат выходить из общины. Указ на сей счет будет. От самого Столыпина.
Журналист вытащил из внутреннего кармана блокнот и карандаш, быстро что-то в него записал.
Да об этом вы узнать никак не могли, покивал головой Бессмертных. И как крестьянство воспримет сие?
Общиной сильна земля русская, я вздохнул. Многие дела в селе только миром порешать можно. Трудно будет единоличнику. Да и мироедов опять прибавится.
Значит, плохо вы, Григорий Ефимович, оцениваете реформу?
Где уж моим умишком угнаться за министрами, осклабился я. Но раз уж выкупные платежи отменили, надо дальше идти, дать землицу-то крестьянину.
Журналист покивал, еще что-то записал. А я вперил свой взгляд в Лохтину. Та задышала, начала терзать кружевной платочек. Надо поднять «градус».
Бог все видит! продолжал я, повышая голос. Воздастся мироедам по грехам ихним! Ждите! Идет, идет конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следует за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными.
Что там дальше было у Иоанна Богослова, я не помнил, поэтому уселся на кровать, мотнул головой:
Подите все прочь, нет моих сил больше.
Народ, перешептываясь, подался в коридор, Лохтина захлопнула дверь, упала передо мной на колени:
Отче, как же жить дальше? Научи!
Я бы тоже хотел знать ответ на этот вопрос. Распутин пока не успел нажить серьезных врагов, но совсем скоро против него ополчатся все православная церковь, двор, чиновники, интеллигенция. Аристократы так вообще составят заговор и решат убить старца. Во главе встанут князь Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович, племянник Николая. А еще руку к убийству приложит офицер британской разведки Освальд Рейнер.
Я прямо чувствовал, как пули черносотенца Пуришкевича входят в мою спину. Передернуло. Может, ну его, уехать обратно в Тюмень и жить простой крестьянской жизнью? Чушь. Пахать я не умею, деревенских навыков нет, жена Распутина меня мигом раскусит. И настучит в консисторию, а там и так дело о хлыстовстве на мази. И в концовке та же монастырская тюрьма.
Нет. Все мои плюсы они лишь в знании будущего. А оно печально. Что для России, что для Распутина. Только вперед, только буром, не сомневаться, давить уверенностью.
Я тяжело вздохнул.
Молись, Оля, Богу. Вот и вся учеба.
* * *Обедали скромно. Суп, бифштекс с картошкой, пироги, квас, настойки. За столом было четверо. Гость доктор Калмейер, массивный мужчина с пышными бакенбардами. Сама хозяйка дома и ее муж пожилой чиновник с бородкой клинышком а-ля Калинин. Правильно я вычислил его превосходительство господин действительный статский советник Владимир Михайлович Лохтин, гражданский генерал. А Ольга Владимировна, получается, у нас генеральша.
Сначала обсудили мое пророчество. Но так, вскользь, тема общины публику не волновала. Потом беседа перескочила на странную смерть бывшего генерал-губернатора Петербурга Трепова. Того самого, который в прошлом году объявил бунтующей столице, что армия «холостых залпов давать не будет» и патронов тоже не пожалеет. Беспорядков и уличных боев, в отличие от Москвы, действительно, не случилось метод угроз подействовал.
Затем разговор перешел на состояние детей Столыпина. После недавнего взрыва на Аптекарском острове пострадали сын и дочь премьера. Если первый отделался ушибами, то Наталья стала инвалидом. Ей даже сначала хотели ампутировать обе ноги, но в итоге врачи спасли конечности.
Ходить не сможет, констатировал со вздохом Калмейер, который оказался лечащим врачом Натальи.
Это почему же? встрял я.
Сложные, смещенные переломы с осколками, коротко ответил доктор, не глядя на меня.
По его лицу было видно, что он не одобрял увлечение Ольги Владимировны оккультными личностями.
Молитва отца Григория исцеляет не только душу, но и тело, Лохтина отпила вина из бокала, посмотрела на меня влюбленными глазами.
Я поежился. Рядом сидит муж с ножом в руках, пилит бифштекс. Надо уезжать из этого дома. И поскорее.
Тут обедней не поможешь, покачал головой доктор. Осколки молитвой правильно не сложатся. Девушка будет расти, а кости