Никаких радикалов, идем посередке, без революций, постепенно.
И как только соберу хоть каких людей, немедленно создавать легальную организацию с высочайшего разрешения, разумеется. Мол, видение мне было, только так кровь 9 января отмолить можно.
Глава 4
Утром Прохор принес мыло, зубную щетку и даже по моей просьбе подровнял бороду. Я, невыспавшийся и злой, разглядывал себя в зеркало. Надо что-то делать с прической. И с одеждой. С ней в первую очередь. «По одежке встречают». А провожают не по уму, а по тому, что его заменяет болтовне. Красиво трепаться мне, дитю XXI века, совсем не трудно. С крестьянами буду по-простому. С аристократами загадочно. Купцы и промышленники предпочитают деловой стиль тоже что-нибудь придумаю. А я ведь еще владею английским языком! Но решать вопрос с одеждой и штаб-квартирой надо скорее. И с оружием!
Еще до заговора Юсупова меня должна ткнуть ножом в живот мещанка Гусева. А направлять ее будут великий князь Николай Николаевич и глава партии «17 октября» Родзянко. Я невольно потер живот. Хорошо бы еще каким-нибудь бронежилетом обзавестись. Сейчас в ходу тяжелые стальные нагрудники для солдат поди поноси такой каждый день. Надо думать
Завтрак мне накрыли отдельно, в небольшой столовой с желтыми обоями. За окном стояла серая питерская погода, шел мокрый снег. Где-то в парке громко каркали вороны. Кажется, Николай любил на них поохотиться видать, не все поголовье еще извел.
Завтрак оказался вполне себе английским жареная колбаса, вареные яйца, тосты с маслом, чай. Для полной картины не хватало только овсянки. «А кто это там воет на болотах, Ватсон?» «А это, Холмс, русские олигархи тоскуют по Родине».
От его величества записка вашему степенству поклонился мне Прохор, подавая листок бумаги с имперским вензелем. В записке Николай приглашал меня в Воскресенскую церковь на панихиду по батюшке царю, Александру Третьему. Ровно двенадцать лет назад «Миротворец» умер от нефрита в Ливадии.
Голому собраться только подпоясаться. Я протелефонировал в дом Лохтиных и уже через час был в Воскресенской церкви, ждал в притворе начала службы. Толстый протопоп (не тот ли Афанасий, о котором рассказывал Деревянко?) разговаривать со мной не пожелал, даже сделал вид, что плюет через правое плечо. Придворная публика тоже сторонилась никого из вчерашней компании в церкви не было. Сторонились все, кроме двух аристократок, которые сразу подошли ко мне, стоило только выйти им из кареты.
Григорий! Ты ли это?
Первая женщина откинула вуаль, подала манто подскочившему слуге. Красивая такая. Чернобровая, черноокая. Южанка. Но, как и у Лохтиной, красота ее уже пропела лето, наступила осень. Вторая дама тоже была из гречанок или турчанок. Нос бульбочкой, ухоженная, вся в драгоценностях.
Служка поднес аристократкам незажженные свечи, они перекрестились на иконы.
Я, матушка, как есть я хотел поклониться, но потом решил не ломать спину, лишь кивнул.
Женщинам это явно не понравилось.
Что же ты, Гриша, помимо нас в Царское захаживаешь?. Договорились же вместе!
Стана, тише! одна из дам склонилась к уху другой. На нас смотрят.
Ага. Это, значица, Стана и Милица. Две сердечные подруги царицы Александры Федоровны. Любительницы всего тайного, оккультного. Стана принцесса черногорская, герцогиня Лейхтенбергская и русская великая княгиня. Супруга герцога Георгия Максимилиановича Лейхтенбергского, а вскоре великого князя Николая Николаевича. Милица сестра ее из той же династии Петрович-Негош, супруга другого великого князя, Петра Николаевича. Две большие интриганки, главные организаторы травли Распутина. Но сейчас, кажется, у нас с ними полное сердечное согласие.
Как же не прийти во дворец было, матушка, пожал плечами я, коли вызвали?
В церкви появился царь с царицей. Позади шли свитские, несколько священников Все присутствующие подались вперед, показаться на глаза Николаю. Мне помог мой рост я на голову возвышался над толпой. «Хозяин земли русской» заметил меня, приветливо кивнул.
Протопоп запел первые строчки начальной молитвы: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков»
Встречаться с Николаем после панихиды я не планировал задержит еще во дворце, а у меня много дел. Россия сама себя не спасет.
В самом конце службы тихо, по-английски, выскользнул из церкви, только у припаркованных карет вышла заминка. Не я один такой решил уйти пораньше Стана забиралась на подножку, оглянулась. Поманила пальчиком в лайковой перчатке.