Сначала было тяжело, вновь заговорил Сол с непроизвольной улыбкой на лице. Потом первые плоды, уважение, пророчества блестящего будущего, бесконечная мотивация и вера в себя. Какая-то пугающая работоспособность по крайней мере, сейчас она мне кажется пугающей, засмеялся Сол и вновь посмотрев на девушку, увидел, что она тоже откинулась на спинку кресла и смотрит на него с грустной улыбкой. Ну, а потом этот конкурс молодых талантов в лондонском Альберт-холле, на последнем курсе консерватории, и несмолкаемые аплодисменты от лучших пианистов современности, от членов королевской семьи. Господи, я ли это был?
Ты занял там первое место?
Да. Эйн стал четвертым.
Ты рано звезду поймал?
Сол пожал плечами.
Не знаю, Наоми. Правда, не могу тебе сказать, когда произошел надлом. Если бы знал, то не был бы здесь. Три года между двадцатью тремя и двадцатью шестью, словно в дымке. И вроде бы все начиналось так хорошо, и не было видимых причин все испортить, но все испортилось.
Это не усталость?
Нет. Разумеется, первое время я все списывал на усталость, но потом этот самообман перестал помогать. И Сол горько засмеялся и покачал головой. Если бы я хотя бы точно знал, что мне все это не нужно, то всем моим проблемам пришел бы конец, но, черт возьми, я этого не знаю. Я не знаю, хочу я быть музыкантом или нет? Не знаю музыкант я или нет?
Сол взял бокал и выпил его до дна.
Я выгляжу жалко?
Наоми отрицательно покачала головой и тоже немного выпила.
Нет. Искренность чувств никогда не выглядит жалкой.
Это хорошо. Я не хочу, чтобы ты жалела меня.
А чтобы гордилась?
Не сейчас, серьезно ответил Сол. Не таким мной.
Но я горжусь тобой и таким. И тем, который покорял своей игрой королевскую семью, хоть я его и не знала. Что ты играл там?
В Лондоне?
Да.
Финальным аккордом была двадцатая соната Шуберта.
Надо будет послушать.
С трудом это представляю, засмеялся Сол и указал на плакат Ramones.
Ой, не выделывайся, скривилась и одновременно улыбнулась Наоми. Они классные.
Надо будет послушать.
При всем уважении, мне кажется, что классическая музыка преимущественно скучна.
Нет, это не так, Сол вновь посмотрел в окно. Да и неправильно называть ее классической в широком смысле слова, но я не буду вдаваться в подробности о периодах барокко, классицизма, романтизма, модернизма. Эта музыка воспринимается так, возможно, по причине плохого музыкального воспитания, а чтобы получить хорошее музыкальное воспитание все же необходимо хоть немного музыкой заниматься. И тогда ты услышишь весь этот душераздирающий вопль, который и не снился твоим рок-звездам. Ты не подумай, я нисколько не противлюсь эстрадной музыке и не считаю себя отмеченным великим перстом, просто я не знаю, как это объяснить. Любовь? Наверное, так. Всю свою юность я ассоциировал себя с нотой, понимаешь? Я слышал миллионы нот, играл миллионы нот, и мне казалось, что и я всего лишь нота в том мире. Я жил и дышал миром музыки, и не то, что не мог отделить это от себя, а просто в то время таких мыслей не было. Они появились уже позже. А раньше я был всего лишь маленькой частицей этого огромного и прекрасного мира.
Сол усмехнулся, и вновь придвинулся к столу.
Остынет, сказал он и принялся за еду.
Ты боишься? спросила Наоми, допивая свой первый бокал.
Да, ответил Сол, не поднимая глаз. Потому и здесь.
Думаешь, что все это время обманывал сам себя?
Сол отрицательно покачал головой.
Боюсь, что будет дальше, если это окажется правдой.
Сол не мог сказать, что ему слишком уж нравился этот разговор, но он понимал, что вывести на откровенность Наоми он может только таким путем, рассказав что-то личное и болезненное. Солгать ей ему и в голову не приходило, а говорить правду было нелегко. Наоми притягивала его и очень сильно интересовала, и Сол даже не думал сопротивляться этому интересу. Да, он ее хочет. И очень сильно. Сейчас, когда она сидит напротив него в окружении созданного ею маленького порядка, полностью ее олицетворяющего, когда ее печальные серые глаза светятся доверием, а тонкие красивые губы играют улыбками, он ее хочет. Да и вся она такая красивая и нежная. И так приятно пахнет. Да, он определенно хочет ее. Очень сильно, и в то же время, очень аккуратно. И этот язык ее тела. Этот совершенно выбивающий его из колеи язык. Каждое движение ее рук, пожимание плечами, кивки головой, даже взмахи ресницами словно порождают какую-то вибрацию в воздухе, которая проходит через него насквозь, и заставляет его сгорать от желания прикасаться к ней, но уже не с сексуальным подтекстом. И вот этот неизвестный подтекст был настолько пугающе сильным, что перебивал даже сексуальное влечение, которое, к своему счастью, Сол наконец ощущал все более явно.