В дороге всё раздражало его и о чём бы он ни думал, мысли постоянно возвращались к Сурене. Ему казалось, что после этой победы тот больше не захочет быть визирем. По крайней мере, он на его месте точно не захотел бы. Ороду вспомнился двоюродный брат Ахрет, который посмел возмутиться казнью Митридата несколько лет назад. Когда все главы родов провозгласили Орода царём Парфии, Ахрет не поддержал их.
Тогда Ород послал ему письмо с предложением встретиться, но двоюродный брат ответил, что болен и просит оставить его одного. Ород понимал, что тот не доверяет ему и не хочет встречаться лицом к лицу. Но для войны повода не было. Тут нужен был посредник. Причём такой, которому они оба могли доверять. Им оказался Сурена. После долгих размышлений и разговоров он, наконец, согласился и тайно направился в Нису. Никто так и не узнал, как ему удалось попасть во дворец и встретиться с двоюродным братом сатрапа. Льстивые придворные донесли позже, что они проговорили вдвоём всю ночь, а утром Ахрет вышел перед своим двором и сказал:
Я еду к своему брату Ороду. Если это суждено Ахурой Маздой, то пусть так и будет. Я принял решение. Выезжаем завтра, повторил он и повернулся к Сурене: Да будет так, как ты сказал.
Сурене надо было отправить к Ороду гонца, но он этого не сделал. Вместо этого он приехал с Ахретом в город Экбатана, когда сатрап уже собирался отбыть в Селевкию, где обычно проводил зиму. По лицу Орода было видно, что эта встреча была ему неприятна. Увидев своего двоюродного брата Ахрета живым и невредимым, он понял, что Сурена сделал это специально, надеясь на его милосердие.
Я не просил тебя привозить сюда его тело, раздражённо сказал он.
Но я привёз вместе с телом и душу, впервые за много лет посмел возразить ему визирь.
Она мне тоже не нужна, зло бросил Ород и сделал знак начальнику стражи Кериму. Тот подошёл к коню Ахрета и взял его под уздцы.
Так мне и надо, горько произнёс Ахрет и отпустил поводья. Больше его никто не видел. Ород больше ни разу не вспоминал об этом случае. Но именно с тех пор дружеские отношения между ним и Суреной стали постепенно остывать.
Дорога медленно поворачивала вокруг невысокого холма. По всему склону виднелись многочисленные валуны, которые, наверное, лежали здесь с тех времён, когда на месте холмов ещё высились горы. Царь, задумавшись и опустив голову на грудь, ехал впереди. Внезапно его воспоминания нарушил резкий стук копыт. Он не успел понять, что произошло, как мимо него пронёсся какой-то всадник. Вот он резко осадил коня в нескольких шагах впереди, и Ород увидел высоко поднятый щит. После этого раздался глухой стук, как будто кто-то рассы́пал сухие бобы на деревянном полу. Сзади послышались крики, и вперёд унеслись несколько десятков всадников. Ород остановился и только теперь понял, что произошло: молодой Фарух повернулся к нему со щитом, в котором торчали несколько стрел. Все они предназначались царю. Но у Орода было плохое настроение, потому что он думал о Сурене. Он ничего не сказал, только нахмурил брови. Как назло, сзади выехал отец Фаруха, уважаемый многими Мирам Карат из рода Михран из рода Сурены.
Молодец, сынок! радостно воскликнул он. Ты, как визирь Сурена, не побоялся подставить свой щит, чтобы спасти нашего великого царя!
Но лучше бы он этого не говорил. Глаза Орода налились кровью, и он еле сдержался, чтобы не ударить спешившегося рядом с ним придворного.
Мирам Карат, прорычал он, стараясь не перейти на крик, скажи мне, кто может ехать впереди царя?
Прости, мой господин, я не понимаю тебя, растерянно пробормотал пожилой Мирам, ощутив в этих словах угрозу.
Ты не понимаешь?! не сдержавшись, заорал Ород. Я царь Парфии и я еду по своей земле, а твой сын смеет выскакивать вперёд и останавливать мою лошадь!
Но он же спас тебе жизнь, в отчаянии пролепетал несчастный старик, чувствуя, как на лбу начинает проступать испарина. Он, как Сурена, хотел показать тебе но закончить старый придворный уже не успел, потому что, услышав ненавистное имя визиря, Ород так сильно сжал бока лошади, что та заржала и встала на дыбы.
Замолчи! крикнул он на Мирама. Сурена победил римлян, а кого победил твой сын? после этих слов воцарилось грозное молчание, и было слышно только, как лошади переступают с ноги на ногу и на ветру громко хлопают накидки повозок.