Оказалось, это была швейная машинка. Мишка припомнил ему и раньше шили костюмы. Например, однажды вместе с Лёвой они пошли на какой-то утренник, и
Ох, да. Он узнал вещи, которые откуда-то из маленького ящичка достала мама его хозяина это был тот самый пиратский костюм, который когда-то давно она собственноручно шила ему, смеясь и слушая весёлую музыку. Лёва, ещё совсем маленький, бегал тогда по этой комнате кругами, постоянно спрашивая, закончила ли она. Мишка ещё чувствовал себя нужным.
Теперь мама Лёвы вновь надевала на него эту одежду. И мишка быстро понял, зачем она достала машинку из-за того, что животик его теперь был не таким круглым, костюм был ему немного велик.
Несколько булавок, стук огромной иголки по ткани и вот, костюм сидит на нём, как влитой. Мама Лёвы грустно приподнимает уголки губ. Нет, ему показалось улыбка вовсе не осветила её лицо, как раньше. Может, с ней что-то случилось? Игрушки могли сломаться. Могли ли сломаться люди? Может, и её Лёва как-то обидел?
Мишка никогда не понимал, зачем человеческие дети плачут, а взрослые в телевизоре постоянно пьют воду, когда расстроены. Но в ту минуту, когда на место его глаза мама его хозяина поместила что-то смутно знакомое старую кожаную повязку, как у пирата, он, наверное, приблизился к пониманию. В том месте, где его голова крепилась к заметно «похудевшему» туловищу, мишка ощутил какое-то болезненное давление. У него больше не будет глаза. Его не пытались починить нет, из него, изуродованного во время жестокой игры, сделали пирата.
Теперь будем звать тебя Джек, снова грустно улыбаясь, сказала мама Лёвы, глядя прямо в глаза глаз, мишке. Думаю, Лёва будет рад тебя видеть.
Что ж, впервые за столько лет у него появилось имя.
Но обратно к Лёве он вовсе не хотел.
Впрочем, его никто и не спрашивал. А даже если бы спросили, мишка не смог бы ответить так что вечером, когда в чистую, вымытую, блестящую квартиру вернулись голоса взрослых, мама его хозяина вновь взяла его на руки. Прошла по коридору, приблизилась к двери в комнату Лёвы. Почему-то замедлила шаг. Зачем-то сглотнула, хотя ничего не ела. Может, жевала жвачку?
Наконец, мягко коснулась ручки двери, совсем тихо открыла её.
Привет, голос у неё был, несмотря ни на что, радостный. Странно.
Привет, мамуль, второй голос прозвучал сначала незнакомо. Ещё таблетки? лишь по тревожной интонации в конце мишке удалось узнать его. Этот голос когда-то артистично отдавал приказы бомбить только что построенный город. Этот голос переживал за него, когда к его шёрстке что-то прилипало.
Нет, малыш, не волнуйся. Таблеток сегодня больше пить не надо, мама Лёвы сделала несколько шагов вперёд, спрятав мишку за спиной. Просто тут к тебе кое-кто пришёл.
Пришёл? голос зазвучал радостнее. Кто?
Мишку выставили вперёд. Он впервые за долгое время встретился лицом к лицу со своим хозяином.
Что ж, Джек достаточно часто ездил с Лёвой на работу к его маме, чтобы понять, что его хозяин был болен. Прямо возле кровати у него стояли большие белые палки с какими-то пакетами наверху. Сейчас они просто стояли, но, наверное, их должны были как-то подсоединять к рукам его хозяина. Обычно эти штуки были в больнице, они с Лёвой когда-то и сами играли в капельницы точно, так назывались эти палки с пакетами и трубочками. Мишка осторожно взглянул на маму Лёвы видимо, поэтому она была так печальна. Видимо, поэтому в доме стало меньше детских голосов и больше взрослых наверное, к ним приходили врачи.
Помнишь его? несмотря на печаль в глазах мамы, она улыбалась. Лёва растерянно моргнул, но вслед за мамой на его бледном лице стала расцветать неуверенная улыбка гораздо более слабая, чем у неё. Это Джек. Он по тебе соскучился, а ты по нему?
Джек, прозвучало немного увереннее должно быть, хозяин даже не помнил, что не он дал ему это имя. Он теперь пират?
Пират. Будет храбро тебя защищать, пока ты спишь и набираешься сил.
И от таблеток тоже? наивно спросил Лёва, протягивая к нему руки. Мишка услышал тихий судорожный вздох, но не понял, чей потому что его прижали к груди, практически зажав уши.
С тех пор он вот уже больше месяца жил практически, как и прежде. За исключением частых весёлых игр, конечно и тяжёлой обиды где-то внутри, глубоко под шёрсткой. Лёва снова начал спать с ним. Снова гладил его но лишь потому, что не мог встать, чтобы порвать его в драке с роботами, которые очень больно стреляли разными зарядами.