В следующий раз гостем Игоря был Саша Гудин член Совета «Скреп». Он был в чёрной рубашке военизированного покроя и брюках галифе. В лагере противников называли «скреповцев» чернорубашечниками и черносотенцами, сами же они объясняли черный цвет цветом монашества. Хозяин и гости сидели за столом и пили чай (Общество пропагандировало трезвый образ жизни). На этот раз беседа уже откровенно имела характер пропаганды. Как и его предшественник, Саша производил впечатление человека крайне компетентного, также говорил об истории землепашества, о взаимоотношении сословий, делая акцент на роли «инородцев» в царской и современной России.
То, что говорил Гудин, продолжало рушить некоторые представления Чкалова. Например, о творчестве Владимира Высоцкого, кумира миллионов, главного фрондёра того времени (круче были только диссиденты), он отзывался критически. «Ну как же, мягко возражал Игорёк, ведь Высоцкий считается выразителем русского духа». « Да, соглашался Саша, но не всегда в лучших его проявлениях». Это было странно, ведь склонность к напитку Чкалов считал не только подтверждением безудержности русского характера, но ещё и сопротивлением системе, доказательством того, что реальный русский человек вовсе не советский, не тот, каким его рисовали идеологи: он непослушен, свободен, склонен к бунтарству, и водка это своеобразный выход из этой несвободы. За всем, о чём говорил Гудин, проглядывалась очевидная цель: он агитировал друзей вступить в Общество. Те же, будучи людьми осторожными, давать обещания не спешили. Видя, что усилия его не приносят желаемых результатов, Саша наконец сказал:
Надо иметь в виду, что, как некрещёные не могут рассчитывать на милость Господню на Страшном суде, так не будет милости и прощения тем, кто, понимая серьёзность сложившейся ситуации, из трусости решил отсидеться. Когда здоровые силы придут к власти, придётся ведь отвечать.
В его словах, казалось, была угроза, но ребята сделали вид, что не заметили это: «Скрепы» не представляли собой какой-либо серьезной силы. Чкалов видел в декларациях Общества явные перехлёсты и даже непростительные, с его точки зрения, фантазии, но сама идея нравилась ему, и только хотелось, чтобы эти люди были умнее.
В конце 80-х распространение получили «открытые письма», в которых «патриоты» и «демократы» жаловались друг на друга в ЦК КПСС. Тогда ещё не было полной уверенности, что власти компартии пришёл конец, и поэтому, жалуясь на противников, ей били челом не только сторонники, но и её недоброжелатели. Общим местом было обвинение в «фашизме» красно-коричневом или либеральном. Солженицын, познакомившись с писателем Распутиным, удивлялся, что эту, как он говорил, «нежную душу» называли фашистом. Лауреат Нобелевки и сам недолго пробыл гением и «совестью нации». Как только демократическая общественность смекнула, что он и не собирается принимать чью-либо сторону в противостоянии «сил добра и зла», объявила его дутой величиной и никудышным писателем. Со всеми вытекающими. Но старику было не привыкать: ведь когда-то его уже называли «литературным власовцем» и «черносотенцем». Конечно, в образованном российском обществе были люди по-настоящему либеральных, патриотических взглядов, среди которых можно назвать, например, Дмитрия Лихачёва, но мельтешили перед глазами обывателя и шли в атаку за его душу другие, амбиционные, бескомпромиссные, закалённые в идеологических спорах.
Перестройка дала новый импульс творческим исканиям Чкалова. Он не потерялся, как некоторые, и готов был ловить своё в мутной воде. В то время на слуху были имена авторов ускоренного курса обучения иностранным языкам, и Чкалов, не желая оставаться в аутсайдерах, решил, хотя и без всякого на то основания, покуситься на этот вид заработка. Что руководило им? А вот что. Он видел, что в деле стяжательства главенствующую роль играют не профессионализм, а наглость и решительность. Ни малейшего представления не имел он о пресловутом методе и даже ещё не решил для себя, действительно ли наличествует в природе такое явление, не является ли оно обычным шарлатанством, но рассудил здраво: раз кто-то неплохо зарабатывает на этом почему бы и ему не подсуетиться? Деньги живые, курс короткий, ответственность в размере внесенной платы. Вот так языка в сущности не знал, о методе не имел представления, а преференции получать был готов. Подогрело эту решительность и интервью с одним из первых миллионеров современной России, Германом Стерлиговым, который поведал телезрителям, с чего началась деятельность знаменитой фирмы «Алиса». А началась она с рекламы. Ничего не было у братьев, уверял тщедушный на вид, заразительно улыбающийся юноша, просто они дали рекламу, а уж там как хочешь, так и выкручивайся. Это произвело впечатление на Чкалова, и через две недели появилось в газете «Из рук в руки» объявление: «Английский язык за две недели! Метод Чкалова». Где наше не пропадало мыслил он. Произошло это уже после его увольнения из школы. Он стал свободен, чтобы вновь закабалиться теперь уже по собственной воле. От желавших овладеть иностранным языком за две недели отбоя не было, и Чкалов чувствовал себя готовым к эксплуатации мечты бездельников. Каждое занятие было сродни выходу на сцену, где он исполнял роль массовика-затейника, не имевшего точного плана и каждый раз импровизировавшего. Идеи приходили в ходе обучения: он разбивал людей на группы, призывал отвечать хором или поочередно, менял стиль работы, приемы, просил рассказать анекдот, рассказывал сам Однажды преподаватели организации, где он «гастролировал», попросили разрешения присутствовать на занятии: думали узнать методику и использовать в своей работе, но вскоре поняли, что метода никакого нет, всё строится на обаянии преподавателя, а этому научиться нельзя. Не получилось поживиться на халяву.