Ицены и тринованты восстали во главе с Боадицеей. Она пылает мстительной яростью. Ее силы выступили из Норфолка, убивая на своем пути не только каждого римлянина, но и каждого лояльно настроенного к Риму британца. Они двигались на Колчестер. Их были тысячи — никто в точности не мог сказать, сколько, но среди них было много женщин. Женщин-воинов. Как королева.
В Колчестере происходило нечто ужасное. Прокуратор еще не был уверен — он мог послать на поддержку лишь часть своей гвардии. Он выслал гонца к губернатору, находившемуся с основной армией в Уэльсе, но только боги знают, когда Светоний вернется. Петиллий и Девятый легион должны были выступить немедленно и покончить с бунтовщиками.
«Именем божественного духа нашего августейшего императора умоляю тебя поспешить», — писал прокуратор. — «Я слышал, что к мятежу собираются примкнуть и другие племена — коританы и ваши паризии».
Легат прочел послание вслух перед собравшимся легионом. Ясно было, почему Квинта освободили из тюрьмы — перед сражением Петиллий нуждался в каждом солдате. Полководец осознал, что бегство паризиев и угрожающая таблица были частью огромного общего мятежа, и весьма сомнительно, чтоб они были связаны с какими-либо действиями гарнизона в Линкольне. Луций так и не сознался. Из-за кризиса мелкое происшествие было забыто.
И тем не менее, размышлял Квинт, пока ехал по дороге Эрмины на Фероксе, мое имя так и не очищено. И он не мог помочь себе, гадая, расскажет ли Луций правду о своем походе в деревню. Внешне отношения между молодыми людьми не изменились. Они делили скудный походный паек, спали бок-о-бок у лагерного костра, но доверие Квинта было поколеблено. Это причиняло боль, но, к счастью, обстоятельства не оставляли времени для личных переживаний. Они постоянно ждали атаки. Однако ничего не происходило. Поселки коританов возле болот тоже оказались заброшены. Они видели на дороге следы груженых британских повозок, так что какие-то силы, должно быть, этим путем проходили, но пока они не достигли Браухигна, где Эрмина пересекалась с дорогой на Эссекс. Там был устроен небольшой перевалочный пункт для размещения проходящих отрядов, и Квинт по пути на север в нем останавливался. Отставленный по выслуге римский ветеран, который жил в форте вместе с женой и детьми, исполнял обязанности квартирмейстера.
Теперь от перевалочной станции с ее деревянными постройками не осталось ничего, ничего, кроме груды пепла, а с ветвей огромного дуба за земляным валом, свисали четыре изуродованных трупа — тела римского ветерана и его семьи.
При этом зрелище легионеры смолкли, хотя до этого они были настроены очень несерьезно — радовались отвлечению от скуки гарнизонной жизни, но острили, как быстро они разделаются с кучкой вопящих туземцев, предводительствуемыхженщиной.
— Представьте себе, сражаться с женщинами! — еще недавно хохотал Луций. — Мы отшлепаем этих красоток и отошлем их домой, к горшкам и кастрюлям!
Шутки Луция больше не развлекали Квинта, и он сухо ответил:
— Ты не видел королеву Боадицею. Она столь же сильна и горда, как любой мужчина. То же можно сказать, — добавил он, — о многих наших римских матронах.
Судьба Брауминга была трагична, но отнюдь не подготовила их к виду Колчестера, которого они достигли на следующий день. Запах дыма встретил их за два часа до прибытия и по мере приближения становился невыносимым, удушающим. Все внимание Квинта последнее время было сосредоточено на Фероксе — тот дрожал, бился и наконец метнулся вверх по склону невысокого холма.
Здесь Квинт постарался успокоить коня и случайно бросил взгляд на Колчестер. Только его не было. Просто не было.