— Я совру, что нашел таблицу, но я не настолько благодарен, чтобы принимать на себя вину за все твои жеребячьи дела. Пошли!
Молодые люди молча направились к жилищу легата. Квинт придерживал страшную таблицу за угол. Войдя, он сказал:
— Легат, вот то, что мы считаем, тебе необходимо увидеть. Это лежало на алтаре британской деревни, но паризии исчезли. Полностью. Не оставив следа.
Легат изучал липкую красную таблицу долго и внимательно, но на лице его не отразилось ничего. Когда он взглянул на Квинта, глаза его были бесстрастны.
— Как ты осмелился войти в деревню? Тебе известен мой приказ.
Начинается, с отвращением подумал Квинт.
— Я был на валу и услышал внизу какие-то странные звуки. Решил пойти, проверить.
— У тебя, должно быть, исключительно острый слух, поскольку деревня отстоит больше, чем на милю, а ветер в другом направлении. Ты позаботился сообщить о подозрительных звуках своему старшему офицеру, прежде, чем предпринимать самовольные действия?
— Нет, легат, — отвечал Квинт, уставясь в стену над головой Петиллия.
Суровый взгляд легата переместился на покрасневшее и слегка вызывающее лицо Луция.
— Наши британцы до последнего времени были исключительно дружелюбны, — сказал легат, — но нечто изменилось, и это, — он указал глазами на таблицу, — означает объявление войны. Я хочу знать причину.
Молодые люди молчали.
— Тебе известна какая-либо причина, почему паризии внезапно преисполнились к нам вражды?
— Нет, легат. — Глаза Туллия не отрывались от стены.
— А тебе, Луций Клавдий? — продолжал неумолимый голос.
— О нет, легат, — быстро сказал Луций. — Совсем ничего.
Снова последовало молчание и полководец вздохнул. Затем встал и вызвал стражника.
— Ты, — сказал он Квинту, — проследуешь за охранником на гауптвахту и будешь ждать моего приговора за нарушение приказа… Ты, — повернулся он к Луцию немедленно доложишь своему центуриону. Весь легион должен быть наготове. Нападение на крепость вполне вероятно.
Квинт двинулся за охранником с тяжелым сердцем. Когда он пересекал плац, Луций подбежал к нему и прошептал:
— Прости, Квинт… Я тебя скоро вытащу. Увидишь. Квинт не ответил.
Гауптвахта представляла собой подземную тюрьму под башней западных ворот. В ней имелось шесть камер, очень маленьких и совершенно темных; вентиляционные отверстия, каменный пол — и все. Квинта поместили в одну из них, снабдив кувшином воды. Меч и латы у него отобрали. Тяжелая дубовая дверь с грохотом захлопнулась, клацнул железный засов.
Он остался один.
* * *
Назавтра, после полудня, за дверью камеры послышался шум. Засов отодвинулся, и Квинт, моргая от резкого света лампы в чьих-то руках, не сразу узнал Луция.
— Все уладилось, Квинт, — возбужденно воскликнул тот. — Ты свободен! Приказ легата…
— Значит, ты наконец сказал ему правду…
— Тихо! — прошептал Луций, быстро оглянувшись на охранника в коридоре. — Нет… у меня пока не было случая… но кое-что случилось. Иди, быстро!
Как негодование Квинта, так и радость освобождения мигом забылись от удивления, когда он увидел плац. Весь легион — шестьсот человек в полном боевом снаряжении строились в когорты под окрики центурионов. Кавалеристы, уже верхом, сдерживали гарцующих лошадей на площади возле конюшен.
— Юпитер Максимус! Что это? — воскликнул Квинт. — На нас напали?
— Нет, — ответил Луций. — Мы выступаем. Прибыл гонец. Ицены восстали. Мы идем освобождать Колчестер. Он осажден.
В течение отчаянного марш-броска следующих трех дней Квинт узнал, что произошло. Измученный римский гонец примчался в гарнизон Линкольна в тот же день, когда Квинта препроводили в тюрьму. Он привез из Лондона отчаянную мольбу о помощи от прокуратора Ката.