Постепенно самоуверенность конокрада переплавилась в злость, что всё упрямее заполняла каждую клеточку его мозга, ибо сладить с незнакомым человеком, что холоднокровно парировал одну атаку за другой, сохраняя при этом невозмутимую мину, никак не удавалось. И это возмущало, отравляло череду безупречных побед прошлого, намекая на то, что жизнь прошла в пустую, и то, в чём, как казалось, он был безупречен, теперь на глазах превращалось в иллюзию. Наконец, бывший наёмник был сбит с ног, лишён шпаги и острие клинка не последнего человека в государстве застыло у самого его горла. Он приготовился умереть, но неожиданно для себя услышал спокойный и рассудительный голос тайного советника:
Неплохо! В принципе
Будраш убрал шпагу от горла разочарованного жизнью и бросил её офицеру.
Ай, да шуршик! Ай, да сукин сын! пробормотал он, в задумчивости отворачиваясь от пленника и разглядывая свои руки.
«Неплохо?! возмущению Халвуса не было предела. Я продул, как щенок малолетний, а мне говорят: не плохо?»
Он с трудом поднялся, поминая в суе бога, чёрта и родную мамочку. Сказано же это было приблизительно в такой последовательности: «Бог мой, что же это за чертовщина-то за такая, мамочка дорогая, роди меня обратно Этого же не может быть, чтоб мне пусто было!»
* * *Марго сидела на табурете, точно выжатый лимон, по которому, ко всему прочему, прокатилась телега, гружёная золотом.
Этому никто не поверит! бормотала она. Своими собственными руками помогла сопернице! Ну, не дура ли?!
Зато теперь ты настоящая колдунья, ободряюще вещал Маленький Бло, исполняя что-то вроде «джиги»19, так как вторая часть плана обрела, наконец, блестящее завершение.
Ты уверен, что мы всё правильно сделали?
Время покажет довольно скалился шуршик и шлёпал топами по плитам гадальной комнаты. Он с благоговением предвкушал, как отвиснет челюсть Большого Бло, когда он принесёт ему сердце канцлера, пропитанное скотством и человеческой подлостью И радости его не было предела!
Что до молодожёнов, то, как и королева Померании, те лежали в постели, обессиленные абсолютно, и смотрели в потолок глазами, лишёнными какого бы то ни было чувства счастья. Всё высосала из них эта ночь, даже язык отказывался ворочаться.
Ну, ты дала, мать еле слышно пробормотал Владислав.
Я? отозвалась Ольга. Я была уверена, ты взбесился.
Как бы там ни было, мы оба молодцы
Точно, согласилась королева и почему-то спросила: Повторим?
А король зачем-то сказал:
Безусловно
Они даже хлопнули друг друга по рукам, как после удачной игры в городки, но тут же забылись сном, дабы проспать потом без малого трое суток, а, проснувшись, есть без остановки четыре часа кряду.
* * *Будраш снял перчатки, бросил их на стол, достал платок, вытер лоб и шею, после чего, махнув офицеру, чтоб унёс шпаги, сел за стол, открыл папку и достал лист бумаги
Итак, ваше имя Халявус сказал он и бросил на конокрада взгляд, от которого последнего швырнуло в дрожь.
Услышав ненавистную оговорку, Халвус стиснул зубы и процедил по слогам:
Хал-вус От слова халва. Мама любила халву, и назвала меня в её честь. Очень меня любила.
Значит, Халвус? усмехнулся советник. Бывает.
В это время открылась дверь и появилась служанка с кувшином воды и полотенцем, перекинутым через плечо. Однако, войдя, остановилась в нерешительности. Только когда канцлер сделал знак, что можно войти, она снова сделала шаг. Следом за нею вошёл солдат с тазом.
Вы в городе недавно и уже вляпались в историю, расстёгивая ворот рубахи и подставляя голову под тёплые струи воды, заметил канцлер.
Потрясающая осведомлённость со знанием дела отметил Халвус. А вы-то кто?
Я-то? стряхнув с рук воду и сняв с плеча служанки полотенце, передразнил Будраш, вытер лицо и шею, и сказал так, чтобы всё было предельно ясно: Канцлер Будраш тайный советник Их Величества. Покажите локоть правой руки махнув служанке и солдату, что те могут быть свободны, он остановился перед проигравшим поединок и заглянул тому в глаза.
Чужеземец заметно переменился в лице, но самообладания не утратил:
Зачем?
Я не повторяю дважды, надавил Будраш.
Конокрад неохотно обнажил предплечье, на котором красовалось клеймо наёмника. Именно его и надеялся увидеть канцлер, ибо всё сразу вставало на свои места: спокойная наглость арестанта, лихость владения оружием Несколько смущала тяга к сочинительству, но эту деталь можно было не брать во внимание, ибо не она в данном случае играла главенствующую роль.