Мистер Лондон вылетел из учительской, и на две минуты я осталась одна. И тут я делаю то, что вовсе не собиралась. Извлекаю из кармана шорт три противозачаточные таблетки, которые стянула на уроке сексуального образования, давлю в ладони. Затем подхожу к его столу и высыпаю раскрошенные таблетки в кружку с кофе. Беру из раковины грязную ложку и размешиваю. Никаких следов! Я сажусь на свое место и думаю: теперь здесь чуть меньше пахнет тестостероном. И, может быть, чуть больше тем запахом, что стоит в гимнастическом зале, когда мама с подругами занимается там аэробикой.
Вернувшись ровно через сто двадцать секунд, мистер Лондон видит, что я смирно сижу на стуле.
Я пришел к выводу, что ты имеешь право на свое мнение об этой книге, говорит он и делает большой глоток кофе.
Спасибо, мистер Лондон, отвечаю я и встаю, чтобы идти.
7
В пятницу, слава богу, в школе укороченный день. Со мной по-прежнему никто не разговаривает. После обеда родители собираются в галерею: там будет аукцион, а после прием с коктейлями. Петру, дочку бывшей маминой начальницы, просят за мной присмотреть. Не то чтобы я в этом нуждалась, но после всех событий этой недели и учитывая, что после аукциона будет ужин и вернутся они поздно, пусть, говорят они, Петра составит нам со Свеей компанию. Петре двадцать, у нее роскошная грива, черная как смоль; чаще всего она зачесывает волосы наверх и закалывает вместо шпилек китайскими палочками. Однажды я похвалила ее прическу; с тех пор на каждый день рождения она дарит мне китайские палочки. У меня их уже целая гора на полке в шкафу, рядом с мини-сейфом, где я храню деньги, заработанные присмотром за малышами.
К аукциону папа готовился целую неделю. Ему предстоит объявлять лоты, так что надо разработать голос. Последний аукцион был несколько месяцев назад, и с тех пор, говорит папа, у него «язык малость заржавел». Он сидит один в кабинете с молотком, громко называет разные номера, потом объявляет: «Один два» А дальше, где бы в доме я ни находилась, слышу грохот молотка и громовой папин возглас: «Продано!»
День выдался жаркий: среди осени в Сан-Франциско наконец явилось лето. Мама приезжает с работы раньше обычного, моет голову, укладывает волосы и красит ногти. Одевается во все белое и мне приходится признать, что выглядит она великолепно. Папа с этим согласен.
Ух ты! говорит он, когда она спускается вниз. И любуется ею издалека, словно произведением искусства.
В 14.30 у задней двери появляется Петра; сегодня у нее в прическе розовые китайские палочки. На ней шорты и футболка с надписью «Твое желание». Мне приятно, что сегодня Петра видит маму в праздничном наряде. Обычно мама появляется перед ней только в домашнем или в рабочей одежде медсестры. Родители объясняют Петре, чем нас кормить (пастой) и когда они вернутся (после одиннадцати), а затем отбывают в галерею им надо попасть заранее, проверить, все ли готово к вечернему мероприятию. Папа возвращается: он забыл молоток.
Хорош бы я был, если бы уехал без него! говорит он, и Петра улыбается в ответ. Как-то так улыбается, что у меня от этой улыбки всякий раз сжимается в груди, словно я еду в лифте, а он вдруг застревает между этажами.
Как тебе кажется, моя мама сексапильная? спрашиваю я.
Хм отвечает Петра, и я немедленно жалею, что спросила. Проходит пять секунд. Пятнадцать. Она очень хорошо выглядит, но сексапильной я бы ее не назвала.
А в чем разница? спрашиваю я.
Ну, она красивая, но это не сексуальная красота, отвечает Петра. По тону понятно, что себя-то она считает и красивой, и сексуальной.
Я скрываюсь от нее в гостиной. У всех комнат в нашем доме есть названия: гостиная, библиотека, фойе, нижний этаж (мы никогда не говорим «подвал»). Из окон гостиной видны улица и поток машин, направляющийся на пляж. Еще и трех часов нет но, похоже, все сегодня ушли с работы пораньше, чтобы насладиться жарой.
Пойдемте на море! говорит из-за спины Петра.
И добавляет, что там мы обязательно встретим кого-нибудь из ее однокурсников по Беркли (Калифорнийский университет Беркли она называет «Кэл»). А мы не хотим кого-нибудь позвать с собой? Свея хочет: она позовет свою хмурую подружку.
А ты никого не хочешь пригласить? спрашивает Петра.
Да ну их, небрежно отвечаю я. Надоели.
Петра пристально смотрит на меня.
Знает. Наверняка родители все ей рассказали о том, что случилось в школе, о том, что со мной теперь никто не разговаривает. А им наверняка позвонили учителя.