Ссыльного? возмутилась я. Преступника? А вдруг он перережет мне горло во сне, или еще чего похуже!
Стал бы я селить к тебе убийцу, как считаешь? рассердился городничий. Я ж тебя люблю как родную дочь!
Я посмотрела на него с иронией, и он исправился:
Ладно, Мэриан я люблю несравнимо больше, но ты мне тоже дорога. Никто так не готовит пироги с перепелами, и если тебе однажды перережут горло во сне, или еще чего похуже, то я буду очень горевать.
Верю, буркнула я.
Он какую-то дуэль затеял, пояснил городничий. И даже не убил того, второго, а только ранил, но Владыка рассердился и сослал его к нам. Не преступник, а одно название.
Я задумчиво протерла стойку, хотя та и так блестела. Конечно, можно взять постояльца. Наверху есть комнаты, которые обычно пустуют, потому что сюда, в Лоханки, ездить особо не зачем.
Куда еще мне его селить? продолжил наседать городничий.
К себе, предложила я. Поближе к Мэриан. Вдруг и правда женится.
Неприлично, сурово отрезал он, а мы с реном Фейрехом многозначительно переглянулись.
Мэриан не обременяли строгие моральные принципы, и во всех Лоханках только ее папаша об этом не знал.
И надолго к нам этот рен Гарольд как-его-там? поинтересовалась я и, забрав пустую чашку у городничего, ополоснула ее под краном.
Гарольд Шпифонтейн, исправил городничий. И не рен, а герен. На месяц всего.
Чашка выскользнула из моих рук и чудом не разбилась, грохнувшись в раковину.
Он из исконных? уточнила я, еще не веря своему счастью, а рен Фейрех насупился.
А то! подтвердил городничий с такой гордостью, будто это в нем текла древняя кровь. Знаешь, кто он? Лучше сядь, или крепче держись за стойку. Готова?
Не томите, попросила я.
Дракон, с придыханием произнес он, выпучив глаза.
Расплывшись в улыбке, я перевела взгляд на рена Фейреха.
Исконный вассал Владыки, медленно сказала я. В Лоханках. Теперь я могу получить звезду. Три звезды!
Не спеши так, проворчал рен Фейрех и повернулся к городничему. На сколько его к вам, говоришь, сослали? На месяц? Золотой реестр едален обновляется через два. К этому моменту твой дракон уже улетит назад в столицу, милая Кэти. Увы и ах.
Он сгреб оставшиеся крендельки и, закинув парочку в рот, пошел к выходу.
А если он останется здесь? выкрикнула я ему в спину.
В Лоханках? фыркнул рен Фейрех, обернувшись у двери. Тогда он точно с прибабахом.
Дверь за ним захлопнулась, а я повернулась к городничему.
Всего месяц, вздохнул тот. Не мог натворить чего посерьезнее? Или уж прикончить того несчастного, да простят меня боги. Вряд ли фабрику успеем. А охоту можно, как думаешь?
Можно, кивнула я, думая о другом.
Бросив салфетку, я обогнула стойку и, выйдя из таверны и запрокинув голову, уставилась на вывеску. Я самолично освежила краску с месяц назад, и единорог, вставший на дыбы, был белым, как облачко. Звезду можно прикрепить под копытами. Или лучше под хвост? Не так поймут В гриву? Уперев руки в бока, я придирчиво рассматривала единорога. Да, в гриву вроде неплохо.
Пусть герена Гарольда Шпифонтейна сослали всего на месяц, но можно попытаться сделать так, чтобы он полюбил Лоханки всей душой. И тогда после окончания ссылки он останется здесь навсегда.
***
Карета тряслась по проселочной дороге, и Гарри проклинал каждую кочку. Сиденья были жесткие, экипаж ноги не вытянешь, вдобавок через маленькое окошко впереди несло перегаром кучера.
Хотелось вырваться из этой трясущейся клетушки, расправить крылья и взлететь в хмурое серое небо, похожее на рыхлую комковатую кашу, вспороть мокрые облака, устремившись в лазурную высь. Гарри повел плечами, унимая привычный зуд в лопатках, и уставился вдаль.
Глупо получилось. Петер, конечно, зарвался, подшучивая над ним на том пиру. Но, по-хорошему, Гарри должен был посмеяться вместе со всеми. Нет же, взыграла фамильная гордость или, скорее, спесь, и он потребовал удовлетворения, сделав только хуже. Теперь всем ясно, что в каждой шутке есть доля правды, и слова Петера стали повторять на каждом углу. К счастью, Гарри к дуэли уже поостыл и поэтому не стал убивать нахала, лишь слегка задев плечо. И вот Петер будет хвастаться перед дамами свежей повязкой, а ему, Гарольду, придется целый месяц томиться в какой-то глуши с дурацким названием, которое вечно вылетало у него из головы.