«Почему он защитил меня? Почему не сказал Руальду правды? Ведь обо всем догадался, старый филин»
Лицо короля исказила гримаса отвращение, обида или жалость?
Проваливай, Пат! Ты сильно меня огорчил. И он отвернулся от Шута, будто тот перестал существовать. Музыканты! Давай повеселее!
Идемте, господин шут. Я помогу вам встать. Лекарь подставил ему свое плечо, и они медленно прошли через зал к широкой парадной двери. На пороге Шут обернулся: гости уже забыли о нем, половина пустилась в пляс, другие наслаждались пищей, заливая ее вином. Руальд о чем-то оживленно беседовал с министром финансов и издалека казался совсем обычным.
«Прощай, мой дорогой король Видят боги, я любил тебя»
Набросив на боль толстое одеяло, он вышел прочь.
13
Скажите, а как ваше имя? спросил Шут своего спутника.
Зовите меня Арханом.
Лекарь вел его мимо праздничной суеты в сторону западного крыла. Впервые за все время, проведенное во дворце, Шуту почему-то нестерпимо захотелось назвать в ответ свое настоящее имя. Он едва удержался.
А меня зовут Патриком.
Лекарь коротко глянул на него и кивнул.
Я знаю. Будьте осторожны, господин Патрик. И не теряйте времени, мой вам совет.
Последние слова заставили Шута вздрогнуть и иначе поглядеть на лекаря, но он так и не решился ничего спросить.
Когда они остановились у покоев Шута, Архан крепко сжал его плечо, за которое поддерживал всю дорогу от тронного зала:
Берегите себя! И ее. Монастырь святой Ниены ужасное место, с этими словами он отпустил Шута и быстро удалился, оставив того в изумлении. Впрочем, на решение загадок времени не было: Шут теперь знал ответ на тот вопрос, что мучил его весь вечер, а действовать и впрямь следовало быстро.
Закрыв на засов дверь в своей комнате, он, не зажигая огня, вытащил из-под кровати мешок с вещами и через окно спустился в темноту ночного сада. Внизу, среди деревьев, было тихо, лишь ветер печально шелестел ветвями, да со стороны пруда доносилось пьяное хихиканье какой-то дамы и настойчивое бубнение ее спутника. Шут, стремительный и легкий, как тень, бежал под сенью густой листвы к хозяйственному двору. Его частое дыхание и едва слышный перезвон бубенцов вплелись в мелодию ночных звуков.
«Только бы он тоже не упился Только бы не испугался» В прошлый раз мальчишка показался Шуту достаточно смышленым и бесхитростным, но, как знать, не ошибка ли это.
На хозяйственном дворе веселье было в самом разгаре. Здесь никто не следил за манерами, не попрекал соседа слева за неаккуратное использование вилки, а соседа справа за безвкусный наряд. Простые люди праздновали приход осени во всю ширь души: молодки отплясывали, не жалея ног, парни мерялись силой в поединке рук, слуги постарше без устали стучали кружками по столу, щипали за бедра хорошеньких и не очень девиц, а их жены ладно пели под аккомпанемент седого лютниста и время от времени отвешивали мужьям легкие затрещины, чтобы совсем-то уж не забывались, бесстыдники окаянные. Меж грубых деревянных столов сновали неизменные собаки и дети.
Шут поймал одного мальчишку за ворот, когда тот чуть не врезался ему в живот, с хохотом убегая от товарищей.
Попался, Шут легко подхватил маленького весельчака подмышки. Тот засмеялся еще пуще. Ты откуда будешь?
С кухни! Крепенький мальчишка вертелся, как ужик, стараясь освободиться из сильных Шутовых рук. Пусти! Мне пирога не хватит!
Пущу, если подскажешь мне одно имя.
Какое? в широко распахнутых глазах зажглось такое искреннее любопытство, что свойственно только детям.
«Сын кухарки Велы, узнал его Шут, всеобщий любимчик» Насколько он помнил, отца у малыша не было. Вела родила его незнамо от кого, и с парнишкой нянчилась вся кухня.
У него длинные черные волосы, быстро начал объяснять Шут сыну поварихи, черные глаза, и он похож на вартау. И еще он мальчик, но вдвое выше тебя.
Поваренок на миг задумался.
А! Это Хирга.
Найдешь мне его научу свистеть в кулаки! Шут сложил руки чашей, как для молитвы, и сильно дунул меж больших пальцев. Звук получился высокий и чистый, будто из флейты.
Ууу! Научишь? Правда?! мальчишка аж запританцовывал от нетерпения.
Веди.
Они нашли черноглазого Хиргу за дальним столом. Здесь уже все закончили ужинать, и рядом с юным слугой сидели только две девушки его возраста. Впрочем, они тоже наслаждались отнюдь не трапезой.