- Силен! - Тарас Константинович одобрительно качнул головой и заговорщически подмигнул: - Председателю, если спросит, скажете - срочно, мол, вызвали.
Негоже к знакомому человеку с кукишем в кармане являться.
Из конторы он вышел с эдаким плутовским выражением на лице, легко вскочил в машину.
- По домам, Петро! Погостевали, хватит. По домам, по морям. Знаешь такую песню?
По морям, морям, морям - Нынче здесь, а завтра там.
- Знаю, что ее никто не поет, - ухмыльнулся Петр, поворачивая на людную магистраль.
- Никто не поет, а я вот пою.
- То-то и странно. Час назад рычали на меня. А теперь поете.
- Прямо уж рычал? - засмеялся Тарас Константинович.
- А то!
- Виноват тогда, прости. У тебя выговор есть?
Бог миловал. А вам что - вкатили?
- Догадался. Третий по счету.
- Ну, так вам и надо.
- Это с какой же стати? - притворно возмутился директор.
- У вас зарплата втрое больше, чем у меня, - рассудил Петр. - А за что, если не секрет?
- За то, что не погноили яблок. А отдали их людям.
- Да ведь дурость же это! - Петр возмутился, нажал на газ. - По башке бы за такие выговора!
- Конечно, дурость. Не кипятись, а то собьешь еще кого - тогда самому по башке дадут.
- Больно вы что-то веселый - после выговора-то?
- А я после выговора дельце одно стоящее провернул! - довольно засмеялся Тарас Константинович.
Домой он прибыл в самом добром расположении духа, еще не зная, что начавшийся с неприятностей день ими же и кончится.
Он в одиночестве ужинал, когда пришел Забнев - усталый, с черными от пыли крыльями носа и весь какой-то взъерошенный.
- Подсаживайся, Александр Федорович, - кивнул хозяин на разложенную на газете городскую колбасу, сайку и булькающий на электроплитке чайник.
- Тарас Константинович, я Игонькина выгнал. - Забнев тяжело плюхнулся на стул. - Подонок!
- Что? - Тарас Константинович понимал, что главный агроном не имел права поступить так - это означало прямую подмену директора, превышение своих полномочий, но уже знал, чувствовал одновременно с холодком, коснувшимся щеки, что Забнев так именно и сделал. - Как выгнал?
- Обыкновенно. Сказал, чтоб утром на работу не выходил. И послал еще если быть точным!
- Да рассказывай ты, что ли! Что стряслось?
- А ничего особенного. Приехал после обеда - его нет нигде. А на Горкином поле комбайн стоит - перегонять надо. Счетовод юлит, не знает, мол, ничего. У бабенок выпытал: старые дружки из района нагрянули - в "Красный пахарь" на стерлядь и махнули...
Не прерывая рассказа, Забнев машинально очнстил кусок колбасы и так же машинально, вряд ли заметив, прожевал его.
- Не поленился - съездил. Точно - тепленькие сидят. Ну, я и не сдержался - объявил! Видали бы, как ощерился. "Смотрите, говорит, зубы не обломайте, не для вас я орешек..."
- Ты с чаем давай, - засопев, посоветовал Тарас Константинович. Уязвленное директорское самолюбие его так и не взыграло, и грозно хмурился он только для того, чтобы скрыть и одобрение и восхищение. Вот что значит моложе чуть не на тридцать лет: директор тянул, осторожничал, а этот взял и рубанул!
- Молодец! Пиши докладную, с утра завтра - приказ. Хватит!
В прищуренных глазах Забнева запрыгали покаянные и лукавые бесенята.
- А район как же?
- Поставим перед фактом. Семь бед - один ответ! - Тарас Константинович налил в стакан чай, с веселой хитринкой посмотрел на главного агронома: Слушай, Федорыч, а ты знаешь, что такое "РСВ"?
11
Быков зачем-то проверил, плотно ли прикрыта дверь, и только после этого подошел к столу.
- Тарас Константинович, вы получили приказ из треста?
- Какой приказ? - сделав непонимающий вид, спросил директор.
- Об отмене прошлого приказа. В котором вам объявлялся выговор.
- А, получил, получил. - Тарас Константинович похлопал ладонью по столу.