Базара нет. Я достал коробок спичек, потряс, проверяя, сколько там. Ничего, шуршат. Закурил. И стоит, и чего?
А потом руку на памятник: а он, монумент, скромный такой гранит серенький, второй сорт, и фотка пересвечена. Без души делали. И венков ни одного. Короче, глаза закатил и вещать начал. Мент, говорит, это был.
Не люблю я их, не удержался я. Сигарета была слабая: что куришь, что воздухом дышишь. А еще и оставлять.
Да кто их, млять, любит Они и сами между собой собачатся. Гайцы с уголовкой, опера со следаками. Участковые и вовсе пидоры. Все они одно фуфло. Но этот не такой, типа герой. Я даж удивился, вот и рассказываю.
От взятки отказался? равнодушно прикусив фильтр, уточнил я. Поэтому коллеги задушили сапогами в «обезьяннике»?
Романыч аж вздрогнул. Он мне как-то жаловался, что побили в ментовке, теперь перед дождем ребра ноют. Срослись не так, либо еще чего. Две ходки и целый, а вот к местным угодил по ерунде хватило.
Не-не-не! В натуре, мужик дельный. Он, млять, мент такой был такой, плюшевый. При погонах, но по финансовой части. Типа и служба, и звездочки, а к собачьей работе безотносительно. Законники бы такого порезали, им до балды легавый, и все. Но я все ж не стал бы. Короче, шел он со службы, мент этот, или ехал на чем, хрен упомню, а в соседнем доме у него пожар. Ангел описал все, как телевизор, словно сам видел: седьмой этаж, млять, дым черный наверх из двух окон, людишки внизу топчутся, орут. Сейчас бы на телефоны снимали, а тогда просто глазели.
Я глянул на окурок и протянул ему: затяжки три будет, сойдет. Романыч кивнул и взял.
А в одном окне девчушка мечется. Ну, лет десять там ей, двенадцать, не ебабельная еще. Дите. И сгореть не хочет, и прыгать кабздец, даже ей по малолетству ясно. А пожарных нет ни хрена, пробки на дорогах, конец дня же
Он затянулся последний раз и выкинул обожженный фильтр за оградку.
Ну?
Бздну! Прыгнула она, короче. А мент рванулся ее ловить других желающих не нашлось. И она ему шею сломала, когда падала, такая вот неудача. Раз и трупак.
Я даже заржал от неожиданности. Романыч на меня посмотрел, обоими уже глазами, но не улыбнулся.
Чего смеешься? В натуре же герой, млять. Настоящий мужик. Хоть и не надо это никому, если задуматься. Все там будем. Раньше, позже оно и не так важно.
А девка-то выжила?
Да хрен ее знает. Ангел же только про покойников Занятный он, и рассказывать горазд, жалко, если помер по зиме. А памятник тот рядом, пошли покажу, не пизжу ведь.
Да в рот его
Не, ну хорош! пьяновато обиделся Романыч. Я тебе как человеку, а ты бычишься.
Только поругаться с ним не хватало: встал я, пошел следом. Два квартала брели, вместо таких усилий лучше бы воды набрали: во рту стоял неубиваемый привкус ацетона. Паленая водяра, кем буду левак. Хоть и «экстра».
Памятник был заброшен. Не то, что венков-цветов, весь участок сто лет никому не нужен: мусора гора, ветки, оградка некрашеная и покосилась. Разруха, короче. Гранит не серый уже мутно-асфальтовый от многолетних напластований грязи, фотографию не разглядеть. Надпись более-менее читается, Фетисов Александр Сергеевич, 1964 2002.
Вечная, стало быть, память.
Романыч, слегка качаясь, стоял рядом и щерился. Пахло от него да как от всех нас, разве от меня меньше вони? Я почесал пузо и протер рукавом фото.
Да, у матери в альбоме он почти такой же и был, стоял, улыбался. Только здесь в костюме, официальный. У меня такого, с галстуком, и не было никогда.
Ну чего, поверил? спросил Романыч. Я, млять, своим не брешу, у хозяина отучили.
Ага.
Я прижал ладонь к грязи на граните и закрыл глаза. Не вижу. Ничего не вижу, не Ангел я. Но хоть понятно теперь, почему алиментов не было. Знала бы мама
В ярком пасхальном небе кружила над нами птица, бестолковая, жадная, голодная как мы, грешные. Только водку не пьет, но оно и к лучшему, вероятно.
Бирюк
Предсказаний сперва была масса: они лились с мониторов, искажали лица говорящих голов в телевизоре, сочились слухами в разговорах возле касс магазинов. Никто не верил, но все старались запастись гречкой, батарейками и почему-то туалетной бумагой. Так всегда бывает, но теперь причина кое-кого пугала по-настоящему.
Прилетит?
Брехня! уверенно отвечал некто пузатый, с одышкой взваливая на спину мешок с рисом. Точно вам х-х-э говорю. У меня кум водителем в гараже администрации, он в теме. Слухи это все. И лишняя паника.