Наш лучший санитар
Дон Боррзини
© Дон Боррзини, 2022
1
Владимир Блюмкин с ассистентом вошли в приемное отделение. Владимир Борисович шатался и был непривычно бледен. Персонал настороженно уставился на высоких гостей, хотя, надо признать, Блюмкин был совсем не высок. Наконец, к ним подбежал какой-то мужчина, заговорил приветливо, радостно: «Рады приветствовать высоких» Однако главный и совсем, как мы выяснили, невысокий гость (к тому же всего лишь главный начальник довольно захолустного и на отшибе города, внесем сюда ясность с самого начала, как бы потом не забыть) вдруг пошатнулся, ухватил гостеприимного медика за рукав, и, выпрямляясь, посмотрел на стену, что была от него справа и которую прежде подобострастно заслонял ассистент: на ней размещались портреты лучших работников бэст имплойиз а в данном случае, радостно и победно улыбаясь, красовался
ВОЛК! Владимир Борисович испуганно вскрикнул.
(Стоп! Цурюк! Так нельзя. Надо же рассказать предысторию!)
Итак, вчера, возвратившись поздно вечером с работы и направляясь в спальню, проходя мимо фехтовального зала
(Мельком заметим, что самые большие расходы его жены приходились на фехтование: зал, драпировка-экипировка, и, главное, выписанный из Парижа учитель фехтования мсье Шико, что, согласитесь, в наше время космических кубриковских полетов сущие пустяки, на которые Владимир Борисович смотрел сквозь свои небольшие мозолистые пальцы. Правда, «французика», который на самом деле был здоровенным детиной Блюмкин слегка недолюбливал, просто за явную нерусскость этого злостного приживалы. Ему даже припоминались слова поэта, по всему видать, Пушкина: «Смеясь, он дерзко презирал Земли чужой язык и нравы»*, хотя француз на самом деле язык вовсе и не презирал, а, напротив, усердно изучал под руководством Надежды)
и, проходя мимо зала, Борисович наткнулся на выбежавшую прямо на него супругу и уже вовсю наклонился, чтобы поцеловать раскрасневшуюся и очень легко одетую Надежду Борисовну в щечку, как вдруг потерял равновесие и совершенно неописуемо упал. Мастерски отскочившая фехтовальщица воскликнула с огромным испугом: «Володенька! Что с тобой?!» Лежа на полу, Блюмкин простонал: «Наденька, душа моя, мне стало плохо Всегда было хорошо, а тут вот поплохело».
Ты слишком много работаешь, возмущенно рассмеялась супруга.
Подожди, дрыгнул ножкой Владимир Борисович, Возьми там, в кармане, бумажник. Премию выдали. За ударный труд. Надо выслать немного денег
Мишеньке! В Майами! моментально откликнулась Надежда. Она давно уже не интересовалась, от кого и за какие такие заслуги получена очередная ударная премия, вовсю отдаваясь лишь магии цифр.
Нет, живо перебил любивший во всем справедливость Володенька. Ксюшке. Лондон город дорогой, ей нужнее там.
Вытащив с трудом бумажник и осматривая пачку купюр, Надежда процедила: «Что же так мало-то?» Володенька, даже лежа на животе, самим затылком видел, как она покачала головой и презрительно скривилась. «Это после налогов и пожертвований», парировал он, в душе осуждая наметившуюся неучтивость и неблагодарность супруги.
Налоги пускай дураки платят. Не нервируй меня! зашептала Наденька жарко.
Хорошо. С мнением большинства согласен, примирительно пробурчал Блюмкин
Пожертвования! переходя к следующему пункту, фыркнула она, и его прошиб холодный пот. Володя, милый, сколько можно жертвовать всего себя делу и людям, да еще заниматься благотворительностью?! О себе, о нас бы подумал!»
Он и подумал, вернее сказать, вспомнил жертву своей благотворительности, премиленькую и, не сравнить с женой, усердную, большую в своем ремесле мастерицу.
Не говори глупостей, ответствовал Блюмкин между тем крайне ответственно, Люди это главное. Что мы такое без людей? Прекратим глупый спор. Займемся делом.
Без раскачки? любопытствовала супруга, раскачиваясь в кресле, куда успела заскочить после осмотра премии.
Ааа Наденька, Наденька, простонал Владимир, Мне правда очень-очень плохо.
Вызвать неотложку? вскочила, вздохнув, Надежда.
Нет! Не дергайся.