Помочь, братишка?
Хриплый кто-то. Одышливый. Но с пониманием подошел, с верным вопросом о сути бытия. На таких вот хриплых вся жизнь наша держится. Если ему налить в ответ, так и вовсе мир во всем мире наступит. Поражение сил зла огненными ангелами.
Руку дай, прошептал я. Сам себя не узнал если этот хриплый, то я и вовсе безголосый. Так, губами шевельнул.
Черти запели громче. Стаккато, я бы так сказал по своей тугоухости. Хер знает, что означает, но тоже слово мощное, со стаканом в родстве. Мне бы его сейчас, граненый. Два. И встать так, чтобы сесть.
Дернул меня хриплый за руку, коротко, но вдумчиво, я и поднялся. Черти взвыли напоследок, а дальше молотками, молотками И ритм такой, то ли Вагнер это, то ли Prodigy. Сложно застучали, аж в глазах побелело все, поплыло. Но сел кое-как и посмотрел на спасителя.
Рожа мятая, бородка, очки. Возрастом от тридцати до бесконечности. По нам, употребляющим, ничего точно не скажешь. А вот глазами на пьющего не похож бешеные какие-то зенки, так ровно бухающие не смотрят. Наверное, недавно начал. Пиджак тоже мятый, гармония налицо. Повелитель наш Будда, на хера же ему пиджак?! Но есть, не пропит пока. Да и кто я такой, чтобы спорить с его манерой одеваться. Модно приговаривать.
Эммануил, неожиданно прохрипел пиджачный и сплюнул, густо рокотнув горлом. Опухоль у него там, что ли? Ну да, точно опухоль вон на шее как яйцо под кожу засунули.
Чего?!
Зовут меня так. Батя Ерофеем хотел назвать, но бабка помешала. Дура была.
Вагнер ускорился. Меня заметно мутило, но даже вырвать нечем. Только кислое что-то к горлу подскочило, зависло и упало внутрь, оставив привкус несвежей капусты.
Юрец. Юрок. Ну, короче, Юра я. Любые варианты, кроме Юрика вот это не люблю. Так только собак звать.
Длинная речь утомила, да и капуста рвалась наружу, поэтому я тоже сплюнул. Метко, но недалеко, пришлось вытирать подбородок. Щетина даже не кололась, стала мягкой как стриженая шапка у соседа моего есть такая. Искусственная чебурашка имени советской армии.
Может, это За знакомство? спросил Эммануил. Пиджак оправдывался карманами вон из правого горлышко торчит. Благодетель и просветленный меня посетил, не иначе. Гаутама жив.
Встал бы ты Яйца застудишь. Земля холодная еще.
Эммануил Моня, стало быть. Имя так себе, а человек хороший, я таких сразу от сволочей отличаю. По содержимому карманов, хотя пиджак теперь редкость. Мы ж не менеджеры какие.
Я бы полежал еще, но собака прибежала. Рыжая, дворовая, хриплого обнюхала и хвостом завиляла. А на меня оскалилась, зарычала. Пришлось встать. Левая штанина умеренно чистая, а правой словно камин чистили: потеки и сажа. Но хоть сухая, не обоссался. Уже прорыв, а то знаю я, как бывает, если вторая неделя запоя. Третья. Не помню.
Пошла вон, пошла! Слушай, Моня
Эммануил. Я тоже не люблю, когда сокращают.
Я аж поперхнулся. Язык сломать можно, но позиции неравны: бутылка-то у него. Тут любое имя выучишь, куда деваться. Арнольд Шварценеггер было бы неудобнее.
Пардон муа, Эммануил. А стакан есть? Мы же воспитанные люди.
Сам себя троллю. В лужу посмотри, воспитанный, ты ж не то, что из горла из этой самой лужи готов лакать. Лишь бы потушить огонь внутри, рядом с блевным колобком в кишках.
Стакана нет, огорчился хриплый. Потом просветлел лицом, руками замахал. Зато знаю, где есть. Рядом тут. Ребята квасят, заодно закусь. Дойдешь?
Чип и Дейл спешат на помощь, а не человек. Да я куда хочешь дойду, раз уж проснулся. Главное, цель. Ну и недалеко чтобы переться, тоже важный аспект.
Кивнул, сдерживая колобка. Молча. Уж лучше Вагнер, чем этот комок внутри. А куда деваться он есть, и это суровая реальность. Перетерплю. Или из горлышка дернуть, пока суть да дело? Нет, не успел: Эммануил уже развернулся и почесал куда-то за угол. Пришлось идти следом. Шаг за шагом, неуклонным образом. Хотя и противолодочным зигзагом.
В карманах даже мелочь не звенит пусто как в раю для воров. Даже зажигалку потерял где-то. Или сперли теперь уже не выяснить.
Рядом оказалось реально рядом, двор проскочили, а там ряд сараев. Вон у крайнего двери открыты, пара мужиков курит, а изнутри еще голоса. Моня туда и направился, а за ним и я.
Дорогие мои, вот и я! Это Юрец, знакомьтесь. Ты всех не запомнишь, но люди хорошие. Добрые. Наливайте, ребята. И хлеб порежьте.
Снова заперхал, сплюнул, и внутрь.
Курящие уже затоптали бычки, коротко пожали мне руку, пока я мимо проходил, и зашли следом. А в сарае мать честная! Это не пьянка, это свадьба какая-то. Стол стоит вдоль стены, за ним лавка длиннющая. И, кроме меня и Мони, человек десять. Я непонятно зачем пересчитал: одиннадцать. Друзья, бля, Оушена. Одни мужики, разумеется, молодые и постарше. Охренеть нынче народ выпить собирается, массово. Мне бы раньше неуютно стало, застеснялся, но сейчас так душа полыхает, что не до политесов. Ну, отмечают, но я ж не сам пришел. Позвали, стало быть можно.