Не мог Александр Сергеевич тут соврать честно сознался в своем авторстве. (Все мы знаем цену адекватности поэтических переводов. Что же говорить о стихотворном переводе прозаического текста)
Наш «переводчик» так высоко оценивает оригинал, что называет свой перевод бледным списком с живой картины. Вольно ему кокетничать: кто оспорит эту оценку, не видя оригинала? Ведь тот записан не на бумаге, но в самой душе Татьяны. То есть в душе Пушкина.
Однако наша цель оценка не поэтического творчества, а цельности характеров героев романа. Могла ли деревенская барышня, выросшая на французских романах своего времени (то есть на творениях отнюдь не пушкинского уровня) писать подобным образом? Пушкин подстраховался в объемном предисловии к своему «переводу»: дескать, романы романами, но и сама героиня личность. И потому ее письмо не клише с готовых образцов, а собственный умильный вздор. Происхождение которого и сам поэт, по его признанию, понять не может. (Ну еще бы, куда уж ему)
Итак. «Нет, ни за что на свете Я твоя!» Время покажет, кто тут чей. А все же ключевое место именно здесь: не просто признание в любви, но и клятва верности. «То воля неба».
И что же? Исполнит героиня эту клятву? вот вопрос, который единственно относится к цельности ее личности. Все прочее в письме действительно увлекательный и вредный умильный вздор. Ответ: да. Татьяна исполнит. Никому на свете не отдаст она сердца. Несмотря на сильнейшее разочарование в своем герое («уж не пародия ли он»), на долгую разлуку, на счастливое и очень небедное замужество. Она прошла испытание и вышла как золото.
Татьяна и это покажет время не влюбилась «в кого-нибудь». Она именно полюбила. Не шутя.
А что, так вообще бывает? Она же ничего про него не знала, ну вот совсем ничего! А мы, читатели, почему-то в такую любовь верим. Пушкин нас к этой вере готовил долго, тщательно и с максимальным вложением своего таланта. Ведь он хотел очень хотел поверить сам. Должна же существовать в подлунном мире хоть одна Не встречу, так создам ее сам!
***
Мы не поверили ни в умницу и эрудита Онегина, ни в восторженного романтика Ленского как не слишком верил в них и сам Пушкин. И ладно: в конце концов, они хорошо сыграли свои роли до появления на сцене главной героини. Тот Онегин, который проповедует Татьяне свое холодное и не слишком умное «учитесь властвовать собою» уже вполне зримый, без малейшей прозрачности. Для дальнейшего течения романа «Татьяна Ларина» портрет Евгения прописан достаточно. А детство и юные годы Фон есть фон, не будем его слишком пристально рассматривать. Нынешний Евгений интересен не только нам, но и Татьяне. И даже самому Пушкину. Как поведет он себя в сложнейших обстоятельствах, предложенных и пушкинским сюжетом, и реалиями российской жизни того времени? Увидим. Впереди многое, ведь минули всего три тетради
***
Что сказать про встречу в саду? Нового почти ничего. О возникших из ничего его уме, тонкости и эмпатии уже сказано. Они есть, и слава Богу. Вот разве что чисто тактическая придирка к психологической последовательности Онегина: она ему о любви, а он ей о браке. Да разве же под венец Татьяна его звала? Обидел девушку, циник холодноумный. Однако смотрите-ка: «Я вас люблю любовью брата // И, может быть, еще нежней». А вот это, Евгений, зря! Так любовь и вправду можно лишь еще сильней разжечь. Что в итоге и случилось. Такой профи, как Вы, мог бы это предвидеть.
И: «Не в первый раз он тут явил // Души прямое благородство» Александр Сергеевич, что Вам стоило хоть мельком упомянуть те разы первые? Как это раскрасило бы портрет героя! Муза, однако, будучи увлечена пустым мечтаньем, занялась ножками Потом увела Вас в ресторан, в кабинет к зеркалу, за кулисы Кисть Ваша летает. И Бог с ними, с душевными качествами героя: «докончу после как-нибудь». А читатель мучайся
Снова и снова никаких претензий! Пушкин бог, ему можно. Нам же довольно будет и того, что болезнь указана, а как лечить ее это уже Бог знает. Дай Бог другим поэтам создать нечто хоть отчасти подобное пушкинским эротическим ножкам и мы простим им все.
Татьяна, однако, пока мы тут отступаем, увы, увядает. Ленский восторженно и невинно, аки ангел, ждет дня венчания. Оленька, не будь дурочка, мудро молчит. Все на своих местах. А время идет и нужно чем-то занять главного героя. Автор и так уж не на шутку разогнался, уместив в несколько дней целую драму: первую мимолетную встречу Евгения и Татьяны, рождение любви, письмо с признанием и отповедь в саду. Невольно захочется передохнуть от подобной гонки, дать героине немного поувядать, а герою чем-то занять свою тоскующую Что же снова лень? Беда: в деревне ее решительно нечем занять. А муза снова ленится (а то и вовсе увядает, будучи воплощенной в героиню) и Пушкину приходится встать из-за письменного стола и просто, без затей, даже не пытаясь это скрыть, залезть в шкуру своего героя. Благо, поселил он его тоже просто и тоже без затей у себя в Михайловском. А что было делать? Ведь настоящий Онегин мог в деревне лишь умирать от скуки. Не превращать же его, в самом деле, в пьяницу с горя.