По его словам, он никого не убивал, поэтому он связан лишь косвенно.
Говард не перечил словам Планка, поскольку понимал, что у него изначально было не самое лучшее положение. Немного помолчав, Джон решил:
Садитесь все вчетвером в машину. Мы едем в участок.
Донлон надел наручники на Говарда, сразу обговорив с ним то, что это всего лишь формальность, и все отправились в путь.
Доехав до полицейского отделения, все вышли из автомобиля и, ни минуты не задерживаясь на свежем воздухе, зашли внутрь. По комнате уже вовсю разлетелся запах табака, оскверняющий разум всех находящихся в ней. С прошлых дней там ничего не изменилось, а значит и о никакой рабочей обстановке речи даже не велось. Вошедшие быстро прошли на второй этаж, где располагалось множество различных закрытых комнат, и лишь одна решетчатая дверь в камеру заключения была открыта. К слову, такие камеры располагались и на первом этаже, но в значительно меньшем количестве. Подойдя к решетке, Донлон сказал:
Говард, ты пока сиди здесь, в этой клетке, на время пока я допрашиваю других.
За что вы сажаете ме
Я тебя еще никуда не сажаю. Тебе повезло, что я вообще собираюсь брать с тебя показания, поэтому будь добр, посиди здесь как можно тише, ладно?
В ответ Вилли язвительно кивнул головой и зашел в камеру. Джон запер дверь и, позвав за собой детей, направился в допросную.
Вернувшись вниз, наши герои зашли в пугающую Планка с детства серую комнату, как он сам ее часто называл, освещенную двумя белыми лампами. Джон, раскинув руки, присел на свой роскошный, но суровый на вид стул и начал то, ради чего он привел сюда ребят.
Отвечать будет один из вас. Тот, кто знает больше остальных и вы все понимаете о ком я говорю Так, вы уже много знаете о Семерке и о том убийстве? спросил Донлон.
Достаточно, чтобы продолжать расследовать дело. уверенно ответил Сол.
Вы много знаете о Говарде, о его семье?
Он женат и у него двое детей, сам он, как вы уже знаете, он был журналистом.
У него нет никаких психологических проблем со здоровьем?
Мы не настолько хорошо знаем его, чтобы судить об этом. Но при нашей первой встрече он казался взволнованным и чутка нервным.
Мм У вас есть дальнейшие планы на расследование?
По-моему, вас больше беспокоит процесс нашего расследования, нежели личность Вилли, который, поверьте мне, скрывает больше чем кажется?
Ты прав, Планк. сердечно согласился Джон и сделал глубокий вдох. -Понимаешь, за всю мою карьеру я так и не раскрыл ни одного интересного дела, а я ведь так люблю свою работу! И теперь вы, считающие это простым развлечением, чуть не превзошли меня всего за пару дней У меня есть только одна просьба, его голос чуть содрогнулся и стал заметно тише. -Дайте мне шанс помочь вам провести расследование.
Меня настолько тронула просьба шерифа, что я не мог сказать совершенно ничего. Мы минуту сидели смотря друг другу в глаза и не понимали, что связывает нас обоих, почему я готов довериться человеку, который совершил ни один грех в своей жизни и которого я почти не знаю. Почему я непроизвольно сближаюсь с тем человеком, чьи взгляды когда-то были мне совсем далеки. Почему я, иногда даже не в силах терпеть человека, верю и сочувствую ему? В тот день не я дал согласие Джону на его просьбу, а мое сердце. Я ощутил важный долг, хранившийся с давних времен в захолустьях моей души, который никогда ранее не замечал.
Из книги Дело о Безликой Семерке
Отпустив троих юных детективов, Джон направился к Говарду. Он зашел к нему в комнату и затем грубо, с силой надавливая своей массивной рукой тому на спину, повел в допросную.
Через минуту посреди подавленной и до невозможности жуткой комнаты перед темно-белым, словно туман, столом, на стуле ожесточенно расположился Вилли. Он смотрел на черную дверь, располагающуюся напротив себя и бессознательно дергал губами, иногда намиг улыбаясь.
Что ты знаешь о Семерке? спросил тот уже в комнате.
Вилли, будто сам не свой, вдруг встал и попытался вырваться из оков и наброситься на Донлона, но кандалы сдержали его и не позволили свершить задуманное. Он, не прерывая гробовой тишины, молчал, а одна из его ног бессознательно тряслась.
Ты, я так понимаю, не собираешься ничего говорить? жестко спросил Джон.
Тут безмолвие Говарда прервалось, и он произнес:
У вас нет никаких доказательств того, что я причастен к Семерке, и уж тем более к преступлению семьдесят девятого. Мне терять нечего в жизни я уже разочаровался. Она такая коварная, несправедливая. Да, Джон? Ты наверняка меня понимаешь. Заключи меня в своей проклятой темнице и приходи за советом, когда он тебе понадобится. Если, конечно, ты будешь готов его принять.