В письме было что-то срочное? не замедляя шага, осведомилась мать Геновефа. Тогда мне должны были его переслать.
По мне так срочное, но твои заместительницы могли этого и не понять, пропыхтела сестра Кунигунда, с трудом поспевая за настоятельницей. Подумаешь, дитя умирает! Таких случаев, небось, в стране и не счесть, лекари не всесильны, а богам виднее
Кто умирает? мать Геновефа даже приостановилась.
Так уже никто промямлила заведующая. Считанные часы оставались, девочка уж не дышала почти и вдруг резко пошла на поправку! Иначе как чудом не назовёшь! Поди, у Триединой Госпожи на сиротинушку нашу свои виды имеются. Ведь не зря же такая краса на землю пришла
Что, и вправду настолько хороша собой? деловито поинтересовалась настоятельница, сворачивая в узкий коридор, ведущий, как она прекрасно помнила, в больничное крыло.
Сейчас сама увидишь, матушка, сестра Кунигунда с явным облегчением остановилась у первой же двери. Сюда изволь
В крохотной палате с холодным каменным полом и голыми белёными стенами стояли четыре узкие койки, застеленные одеялами из некрашеной козьей шерсти. Три были пустые, а на дальней, стоявшей под окном, лежала девочка лет двенадцати. И да, она была невероятно красива! Даже длительная болезнь не смогла уничтожить столь щедрый дар природы. Насколько можно был судить по контурам тела под одеялом, девочка была стройна и высока. Тугие локоны очень светлых волос разметались по подушке, обрамляя нежный овал лица с безупречными чертами. Густые длинные ресницы бросали тень на довольно высокие скулы. Но вот больная, видимо, разбуженная вошедшими, открыла глаза, и мать Геновефа с трудом сдержала возглас удивления: она в жизни не видела такой чистой, такой глубокой, такой завораживающей синевы!
Пухлые губы больной раздвинулись в улыбке, обнажив жемчужные зубки.
Приветствую тебя больная попыталась приподняться в постели.
Лежи, дитя, лежи! остановила её настоятельница и, приблизившись, присела на краешек узкой койки. Как тебя зовут?
Не помню девочка растерянно заморгала, прекрасные глаза наполнились слезами.
Ох, прости, не успела предупредить тебя, матушка, неуклюже подскочила сестра Кунигунда. Бедняжку вытащили из-под обломков обрушившегося здания всё тело было в синяках. К тому же, видать, получила удар по голове. Она ничего не помнит: ни откуда родом, ни кто её родители, ни даже как её зовут.
Вот как мать Геновефа задумчиво поглядела на растерянную девочку. Затем повернулась к заведующей приюта: Сестра, ты всегда отличалась познаниями в событиях прошлого. Не подскажешь, как звали жену Тодарика Первого?
Ирмхильда Прекрасная, с готовностью ответила сестра Кунигунда. Летописцы ещё называли её божественной и сравнивали с самой богиней Бригит, девичьей ипостасью Триединой Госпожи А почему ты вспомнила про Тодарика, матушка? вдруг насторожилась она.
Так, красота вашей обители навеяла иронично хмыкнула настоятельница и снова повернулась к больной: Негоже человеку жить без имени, словно дикому зверю. Отныне нарекаю тебя Ирмхильдой пусть это славное имя принесёт тебе счастье, дитя! мать Геновефа коснулась ладонью бледного лба девочки. Теперь отдыхай, набирайся сил. А завтра отправишься со мной в Никею. Я забираю тебя в свою школу
Завтра? Как завтра? сестра Кунигунда до того разволновалась, что посмела прервать мать-настоятельницу. Она же ещё очень слаба!
Слаба, но уже совершенно здорова. Ей нужен лишь свежий воздух, хорошее питание и побольше солнца. А я не могу ждать мне давно пора быть дома, дел накопилось невпроворот! с этими словами настоятельница степенно поднялась на ноги. Проводи меня в мои покои, сестра, хочу отдохнуть
И тут кто-то дёрнул её сзади за рукав. Мать Геновефа, никак не ожидавшая такой дерзости, резко обернулась: перед ней стояла ещё одна девочка, до этого, видимо, таившаяся в тени оконной ниши серое платье воспитанницы позволяло остаться незамеченной. Она была тоща и мала ростом, коротко остриженные волосы торчали неровными буро-серыми пучками, щёки впалые, под глазами круги. А глаза, большие и ясные, редкого светло-карего оттенка, умоляюще глядели на важную гостью.
Что такое? строго спросила мать-настоятельница. Ты кто?
Прости Триединой ради, матушка, недоглядели! всплеснула руками сестра Кунигунда и засуетилась, запыхтела, тщетно пытаясь протиснуться в угол за кровать и схватить нарушительницу порядка. Это вторая наша бедняжка, тоже после взрыва к нам попала и тоже без памяти!