Красуля, сказал Лусио, гладя ее руку. Красуля-кисуля.
Нора вспомнила отель «Бельграно», первую ночь с Лусио, но лучше бы не вспоминать, а забыть.
Дурашка, сказала Нора. Запасная губная помада, кажется, в несессере?
Хороший кофе, сказал Лусио. Как думаешь, дома догадались? Мне-то что, но скандала не хочется.
Мама думает, что я пошла в кино с Мучей.
А завтра скандал до небес.
Завтра они уже ничего поделать не смогут, сказала Нора. Подумать только, недавно отмечали мой день рождения Вся надежда на папу. Папа не злой, но мама вертит им как хочет, и остальными тоже.
Все жарче становится тут, в помещении.
Ты нервничаешь, сказала Нора.
Нет, просто хотелось бы наконец отчалить. Тебе не кажется странным, что нас заставили сначала прийти сюда? В порт, я думаю, повезут на автобусе.
А кто же остальные? сказала Нора. Вон та сеньора в черном, как ты думаешь, тоже?
Да нет, зачем этой сеньоре путешествовать? Скорее вон те две, которые разговаривают за столиком.
А должно быть гораздо больше, человек двадцать.
Ты немножко бледная сегодня, сказал Лусио.
От жары.
Хорошо хоть успеем отдохнуть до того, как нас начнет болтать, сказал Лусио. Я бы хотел, чтобы нам дали хороший номер.
С горячей водой, сказала Нора.
Да, и с иллюминатором, и чтобы вентилятор был. И чтобы иллюминатор выходил на море.
Почему ты говоришь «номер», а не «каюта»?
Не знаю. Каюта Номер как-то лучше звучит. А каюта вроде как каюк. Я тебе говорил, что ребята из нашей конторы хотели проводить нас?
Проводить нас? сказала Нора. Как это? Они что же знают?
Ну, меня проводить, сказал Лусио. Знать-то они не знают. Я только одному сказал Медрано, в клубе. Ему можно доверять. Я подумал, он все равно тоже плывет, так что лучше сказать ему заранее.
Смотри-ка, и он тоже выиграл, сказала Нора. Как странно, правда?
Сеньора Аппельбаум предложила нам билеты из одного блока. А остальные, кажется, разошлись в «Боке», не знаю точно. Почему ты такая хорошенькая?
Вот еще, сказала Нора, позволяя Лусио взять ее руку и сжать. Как всегда, когда он говорил вот так, приблизившись, испытующе, Нора немного отодвигалась, мягко, уступая ему совсем чуть-чуть, просто чтобы не огорчать. Лусио смотрел на ее улыбающийся рот, обнажавший мелкие, очень белые зубы, и только их (там, дальше, один был с золотой коронкой). Вот бы им дали хороший номер, и Нора отдохнула бы как следует. И выкинула бы из головы всю эту чушь (впрочем, выкинуть надо было только одно, но она за это упорно держалась). Он увидел, как в дверь со стороны Флориды входит Медрано вместе с компанией каких-то мужчин и женщины в кружевной блузке. Почти с облегчением он поднял руку. Медрано узнал его и направился к их столику.
III
В «Лондоне» в летнюю жару не так уж и плохо. От Лории до улицы Перу дороги десять минут, так что будет время остыть и пролистать «Критику». Загвоздка в том, как уехать, чтобы Беттина не засыпала вопросами, и Медрано придумал сбор выпускников 35-го года, ужин в Лопрете, а перед тем аперитив где-то еще. Он уже столько напридумывал после выигрыша в лотерею, что эта последняя и почти вынужденная ложь ничего не меняла.
Беттина осталась в постели под жужжавшим на тумбочке вентилятором, голая, читать Пруста в переводе Менсаче. Все утро они занимались любовью, с перерывами на сон, виски или кока-колу. Съев холодного цыпленка, они обсудили достоинства произведений Марселя Эме, стихов Эмилио Бальягаса и котировку мексиканского орла. В четыре Медрано залез под душ, а Беттина открыла Пруста (перед тем они еще раз отдали дань любви). В подземке, с сочувственным интересом наблюдая за школьником, изо всех сил старавшимся выглядеть беспутным гулякой, Медрано мысленно подвел черту под своими действиями за день и признал их правильными. Можно было вступать в субботу.
Листая «Критику», он продолжал думать о Беттине, немного удивляясь, что все еще думает о Беттине. Прощальное письмо (ему нравилось называть его посмертным письмом) было написано накануне ночью, в то время как Беттина спала, нога ее выпросталась из-под простыни, волосы упали на глаза. Все было объяснено (за исключением того, разумеется, что она найдет возразить), личный вопрос удачно решен. С Сусаной Донети разрыв произошел точно таким же образом, и даже не пришлось уезжать из страны, как сейчас; каждый раз, когда после этого они с Сусаной встречались (главным образом на художественных выставках, неизбежных в Буэнос-Айресе), она улыбалась ему, как старому другу, не обнаруживая ни злобы, ни тоски по прошлому. Он представил, как входит в «Писарро» и сталкивается нос к носу с Беттиной, а она ему дружески улыбается. Или хотя бы просто улыбается. Но скорее всего, Беттина вернется в Раух, где ее ожидает ни о чем не подозревающее безупречное семейство и две кафедры родного языка.