Я следую за ним дальше в лес. Это совсем не та тропа, которая ведет к моему домику. Это узкая тропинка, петляющая между покрытыми мхом камнями, выстроившимися вдоль дороги, словно часовые. Здесь деревья выше, туман окутывает их багровые стволы серебристой пеленой.
Мы проходим под ветвями, усеянными мотыльками. Перешагиваем через лощины из корневищ, обрамленных бледными, светящимися грибами. Если не считать мой домик, большая часть этого огороженного, скованного колючими кустарниками, пространства заполнена сердцедревами. Но, в конечном счете, лес становится более редким, и мы подходим к роще, где оголенная часть земли обрамлена двумя более высокими и старыми деревьями.
Подземный Лорд поворачивается ко мне. В его взгляде все еще читается раздражение. Резким движением он показывает покрытую тенями душу в своих руках.
Неужели твоя жизнь здесь и правда настолько невыносима, Виолетта? Ты бы предпочла от нее отказаться?
Я пытаюсь не думать об этом, о моменте, когда очнулась в костяном дереве и узнала правду о нашей последней сделке. Он излечил меня, как я и просила, но чтобы выжить, было необходимо остаться в Нижнем мире. И это, даже это, было моим выбором. Когда я пришла в бешенство, обливаясь горячими, жалкими слезами, Подземный Лорд сказал мне, что он может остановить боль. Что я могу позволить смерти забрать меня.
Но когда я пожертвовала воспоминаниями о своей семье ради силы для борьбы с Гнилью, это было навсегда. Я не буду помнить их ни в одном из миров. Если бы я приняла его предложение и отказалась от своей жизни, моя душа была бы одинока. Без моих родителей и без Ариена когда придет его время покинуть Верхний мир. И в тот ужасный момент в сердце костяного дерева быть одной казалось еще более немыслимым, чем находиться здесь.
Я протискиваюсь мимо Подземного Лорда, подхожу к оголенному участку почвы и опускаюсь на колени. Он отступает на несколько шагов, чтобы подождать, осторожно прижимая душу к груди.
В дереве позади него находится вырезанное углубление с установленным внутри алтарем. Икона испещрена влажными пятнами, изображение размыто плесенью и мхом, а полка снизу затянута застывшими ручейками расплавленного воска.
Он возвращает меня воспоминаниями к алтарю в Лейкседже, о том, как я преклоняла колени при совершении ритуала с Ариеном и Кловер и впервые продемонстрировала им свою магию. Тепло покалывает кончики моих пальцев, и я ощущаю слабый гул силы, собравшейся в моих ладонях.
Я осторожно разжимаю ладонь и опускаю глаза на семечко. Выкапываю небольшое углубление в земле, грязь забивает мои ногти черным полумесяцем. Я вдавливаю семечко в почву и засыпаю его. Я тянусь в карман и достаю оттуда свою ручку.
Когда я закатываю рукав, то начинаю дрожать от холодного воздуха.
Алхимические печати тянутся вдоль моей руки. Как напоминание обо всем, что я сделала в свое семнадцатое лето. Как напоминание обо всем, что я оставила. Заклинания, которые я произносила, когда действовала и боролась, и не сумела дать отпор Гнили, угрожавшей завладеть Поместьем Лейкседж и его Лордом. Все это навсегда расчерчено, печать за печатью, на моей коже.
Я подношу ручку к своему запястью. Делаю набросок чар, которые использовала в другой жизни, в другом мире, чтобы пробудить заброшенный сад. Всплывают воспоминания о ласковом тепле, о нежных руках, касающихся моих шрамов. Я закрываю глаза и отталкиваю свои воспоминания. Я не могу думать о нем, только не сейчас. Это меня уничтожит.
Я прикусываю внутреннюю часть щеки, концентрируясь на физической боли, пока воспоминания не затихнут. Они медленно гаснут слишком медлительно, оставляя за собой настойчивую боль в середине моей груди.
Как только я наношу печать, я прижимаю свои руки к земле и закрываю глаза. Моя магия начинает пробуждаться, и печать вспыхивает ярким светом. Я представляю, как нить, тянущаяся из моих ладоней, медленно опутывает зернышко, пока не формируется сияющая сеть, которая затягивается все туже и туже.
Это первый раз, когда я использовала алхимию в Нижнем мире, с тех пор, как излечила миры от Гнили. Сила, использованная мной в ту ночь, когда я призвала тьму и впустила ее в себя, исчезла. Теперь у меня лишь остатки той магии. Слабые, как одинокий огонек, мягко горящий в темноте.
И все же, когда я обращаюсь к магии, мне больно. Точно так же, как и в то мгновение, когда я пожертвовала воспоминаниями о своей семье. Все их тепло и свет покинули меня, сменившись унынием безлунной ночи.