Как и каждый ребенок, Маня любила играть со сверстниками, но чаще всего она общалась с Семёном, худеньким и болезненным мальчиком, который был старше её на один год. Он везде сопровождал её, как тень, и когда она была занята разбором растений, просился всегда помочь. Усядутся рядышком за стол и перебирают собранную травку, а Сёмка все время спрашивает:
_Маня, а эта травка живая?
Она посмотрит на него своими карими глазами, закинет русую косу за спину и серьезно ответит:
Сёмка, сколько раз тебе говорить? Вся трава, что мы с отцом собрали, живая. Твоё дело отобрать травку от сорняков, мы же её пучком срываем.
А Семка чуть стушуется, опустит свои зеленые глаза и молча перебирает, а потом опять спросит:
Маня, а я правильно делаю?
Правильно, начинала злиться девочка. Ты только отвлекаешь. Иди домой, тебя, наверно, уже мамка потеряла.
Нет, она знает, где я.
Отец посмотрит на них, улыбнется, а потом тяжело вздохнет и тихо скажет себе под нос:
Буде славно, коль не сбудется. Помоги Боже, не дай тому случиться.
Так и жили. Она закончила семилетку и вела всё хозяйство по дому сама. Когда Мане исполнилось семнадцать лет, отец стал сильно болеть, и она продолжила его дело самостоятельно. Через год отца не стало.
Сёмка всё так же был привязан к Мане. Он стал высоким, белобрысым и худощавым парнем, а Маня налилась соком и была стройна и красива, но на ухаживания парней внимания не обращала, пока не приехал к ней парень из района с болями в желудке. Он стал приезжать всё чаще и чаще, и Маня ждала его приезда с нетерпением. Сёмка сильно ревновал и кружил вокруг её дома, пока тот был у неё в гостях. Девушка влюбилась в Сашку так звали этого парня и, как говорят, потеряла голову.
За Маней, после смерти отца, приглядывала тетка, которая жила по соседству. Она пыталась её уберечь от сближения с Сашкой, ведь за ним ходила дурная слава бабника, но любовь ослепила Маню, и она полностью растворилась в своих чувствах к нему. Он воспользовался этим и, обещая жениться, переспал с ней до свадьбы. Время шло, а Сашка так и продолжал навещать её, но о свадьбе говорил всё реже. Сначала обещал жениться после сбора урожая, потом с первым снегом, но на дворе уже был ноябрь. Снега намело много, да и морозы напоминали крещенские.
Ух, и холода в этом году не в пору начались, говорила тетя Дуся, навестившая племянницу. Маня, ты что-то сегодня вялая какая-то.
Что-то плохо себя чувствую, тошнит целый день, отвечала Маня и выпила рассол.
Да ты, девонька, часом не беременна? с подозрением спросила тетя Дуся.
Маня побледнела и заплакала.
Ох ты, батюшки! Что же ты, девонька, натворила. Да ведь теперь вся деревня в тебя пальцем тыкать будет. Вот срам-то какой, причитала тетка. Что ж теперь делать? Сделай себе отварчик да избавься от беременности, пока никто не узнал.
Нет, не буду. Отец говорил: «Грех это большой». Вот мы поженимся, тогда никто не будет языками чесать. Сегодня он приедет, и я поговорю с ним.
Дай Бог, дай Бог поженитесь. А коли нет, что тогда?
Тогда сама ребенка воспитаю, как батька мой один меня воспитывал.
Ну ты сравнила. У него мамка твоя была, да и он мужик, а ты девка ещё незамужняя. Вот беда, беда, вытирала слезы тетя Дуся. Как я на том свете буду в глаза твоим родителям смотреть? Не доглядела тебя. Ой, Боженька, прости, прости.
Они не сердятся на меня, тихо ответила племянница.
Цыц, они, видите ли, не сердятся на неё. Сделай отвар, тебе говорю.
Не буду. Что случилось, то случилось.
Ну как знаешь, смотри, чтобы поздно не было. Будешь потом локти кусать, сказала тётка и ушла, хлопнув дверью.
Не буду, буркнула ей в след Маня и заплакала ещё громче.
Вечером Маня сидела за накрытым столом и ждала возлюбленного. Она хорошо протопила печь, испекла свежий хлеб, наварила картошки в чугунке и поставила на стол соленья и бутылку самогона. Из сеней принесла свежее молоко в глиняной крынке и накрала чистой тряпочкой. Темнело. Она зажгла керосиновую лампу, и её взгляд блуждал по дому. На стенах висели пучки трав, на полках, которые делал ещё отец, стояли разные горшочки и берестяные коробочки. Под ними стоял сундук и лавка. У другой стены находилась кровать, на которой спал отец. Возле двери в сени стоял умывальник и ведро с водой. Четверть комнаты занимала печка, за занавеской была ещё одна крошечная комнатка, где она спала.