Остальные были ввергнуты в Залив, а я сбежал сюда, на эти проклятые отмели, откуда и вышел, потому что здесь герцог стал бы искать в последнюю очередь.
— А Врэт? — спросил громоподобный голос Худр'Вра. — Что думаешь ты о нём? Осудил ли ты его за то, что он привёл вас к позорному поражению?
— Осудил? Его? — Ромат поднял лицо с каменно выпяченной челюстью. Он сознался в трусости, он не станет скрывать гордости. — Мой повелитель, всё, что у меня было в жизни, было его даром. В своей коже из света я брал женщин и убивал мужчин. Я знал власть. Жалею только, что мой самоуверенный хозяин не действовал тоньше. Мы были слишком смелы.
Острые глаза Властелина Тьмы сверкнули звёздным огнём.
— Но если бы ты оставил меч Таран себе, Ромат, ты бы узнал довольство.
— Быть может. — «Чего хочет от меня это чудище? Почему играет со мной, как кошка с мышью?» — Мой повелитель, люди презирают меня за то, что я гном. Гномы — за то, что я человек. Ценили бы они только мой меч. Много ли довольства мог я испытать? Нет, мой господин, Врэт при всей его самоуверенности был прав, обратив меч на то, чтобы поднять нижайших. Мы штурмовали небо и потерпели поражение. — Ромат поднял руки вверх, сдаваясь. — Если вы — союзник герцога и взяли меня, чтобы предать его мести, я обречён. Но при той силе, которую вы показали мне, что мог я отвечать, кроме правды?
— Правда, сказанная тобой, не обрекла тебя, Ромат. — Голос Худр'Вра прозвучал с доверительными раскатами. — Я не союзник герцога. Я его самый заклятый враг, и я вернулся, чтобы свершить месть над ним. Ты меня хорошо знаешь. Назовёшь моё имя?
— Знаю вас, господин? — Ромат сжался от непонимания и испуга. — Вы — Худр'Вра…
— Это моя маска, Ромат. Но ведь ты не мог забыть меня, самонадеянного, который увёл тебя когда-то отсюда.
Изумление, неверие, ощущение совершенно невероятной возможности, оказавшейся единственно верной, — у Ромата голова пошла кругом.
— Врэт?
— Он самый! — проревел голос Худр'Вра. — Гляди!
Чёрные плиты брони улетели, и там, где стоял гигантский Властелин Тьмы, остался низкорослый человек с редкими волосами и с лицом, похожим на мордочку хорька.
Ромат рухнул на колени:
— Ты… ты дьявольская иллюзия моего старого друга?
— Значит, старого друга? — презрительно фыркнул Врэт и сощурился. Бледные тонкие руки вцепились в пеньковую рубаху мусорщика и встряхнули. — Я жадный и самонадеянный человечишка, как ты меня назвал.
Ромата закружил холодный ветер, в голове воцарилась странная ясность.
— Убей меня, Властелин Тьмы. Молю тебя, не пытай меня больше.
— Я уже убил тебя трижды, — скучающе отозвался Врэт и оглянулся на далёкий океан. На горизонте горели костры мусорщиков, поблизости среди солёной травы блестели оставленные приливом лужи, отражая звезды. — Здесь мы начинали, дружище. То самое проклятое место. Совсем не переменилось. Вонь гнили и рокот волн. Он меня больше всего доставал. Помнишь, он никогда не прекращался? Волны никогда не бросали своей работы. Я думал, что сойду от них с ума. Может, так и вышло. Я стал жаден — а жадность эта была лишь к одному: вырваться отсюда любой ценой. И я стал самонадеян настолько, что думал, будто могу вас всех с собой увести. Черт, помнишь, когда удачной ночью считалось найти побитую балку или ржавые листы обшивки? Металлолом был сокровищем! Ха! Я копался в гнилом барахле, от которого с души воротило. Восемь глаз тритона нам давали за десять сеток драконьих костей. Ф-фух! Эта скользкая смолистая дрянь воняла так, что нос приходилось затыкать сухими водорослями. Но именно она нужна была алхимикам и аптекарям — любая вонь из этого вонючего моря.