Да, помню, согласилась Элла.
Раньше ей такое уже говорили, но бабушка предпочитала называть вещи своими именами, а со старыми привычками расстаться очень нелегко.
А во-вторых, я просто не хочу заниматься с тобой сексом. Я люблю свою жену, и меня вполне все устраивает с ней.
Элла в еще большем недоумении уставилась на него:
Но она же там, а я здесь. Что такого?
Да не будет у нас ничего! не выдержал Боб. Идейка не их лучших. А скажи просто интересно: ты вот так обычно в смысле спрашивала у парней, хотят ли они?.. Ну, ты понимаешь
Заняться со мной сексом? с готовностью продолжила Элла, с удовольствием применив новое выражение и ничуть не смутившись.
Боб кивнул.
Конечно.
И как они реагировали?
Они хотели, все, и женатые тоже, ну, кроме гомиков.
Понятно, отозвался Боб, от смущения потирая глаза. Знаешь, только лучше говорить «геи».
Хорошо, что его не слышит Мими: бабушка не относилась к продвинутым по этой части, а то употребила бы словечко похлеще.
Вообще-то я имела сношения то есть занималась сексом со ста четырнадцатью мужчинами, как бы между прочим и не без гордости сообщила Элла.
Боб вытаращил глаза.
Со ста четырнадцатью? Ух ты, вот это неслабо! Но хочешь дружеский совет? Не стоит делиться столь личной информацией, особенно с мужчинами.
Но я же не со всеми, улыбнулась Элла. Только с тобой. Можно мне еще латте? С миндальным сиропом?
После этого разговора по непонятным Элле причинам Боб стал принимать самое активное участие в ее жизни. Именно он, в частности, объяснил, как нужно организовать похороны, и даже предложил отвезти на место, если ей нужна компания или кто-то, кому можно поплакаться в жилетку.
Ты хочешь сказать, что мне нужно туда поехать? удивленно спросила Элла.
Непременно. Ты же ее ближайшая родственница, и она оставила тебе свое имущество, объяснил Боб. Кроме того, там тебя ожидают: похороны и все такое
Кто ожидает?
Все.
А именно?
Боб зашел с другой стороны:
Твоей бабушке этого очень бы хотелось.
Но ведь она же умерла
Пойми, Элла, она ведь тебя вырастила, и это твоя возможность сказать ей последнее «прости»
Элла нахмурилась, словно ребенок, который никак не может взять в толк, чего от него хотят.
Но разве можно что-то сказать мертвецу, Боб? Это же смешно.
И все же в конечном итоге Элла последовала советам друга, потому что он лучше разбирался в жизни: организовала церемонию, разместила объявление в местной газете, заказала доставку сандвичей и напитков, надела одолженное у жены Боба черное платье и внимательно выслушала его наставления, как себя вести: «Просто развей прах, а если не знаешь, что сказать присутствующим, говори: «Спасибо, что пришли». Так что Элла приехала сюда одна, несмотря на жуткую головную боль и необходимость прижиматься к обочине, чтобы вырвало, несмотря на грусть, что ей не выпало случая сказать последнее «прости» бабушке, которую любила. Она упустила эту возможность, как и в случае с родителями, а теперь оказалась совсем одна в этом мире, теряя рассудок, и у нее даже не было опухоли мозга, чтобы как-то все это объяснить. И вот она сидела в тесной ванной комнате с цитатами из Библии, висевшими в рамочках над раковиной, в доме, где выросла и чуть не умерла от одиночества.
«Если бы осталась здесь, то точно бы умерла: любой бы умер. Почему Мими не могла этого понять?» раздумывала Элла, пока ее не прервал стук в дверь.
Элла? Это священник. Преподобный Неважно. Элла больше не запомнила. У тебя все хорошо, дорогая? Люди уже заходят в дом: уверен, что они хотят выразить тебе свои соболезнования.
Элла плеснула в лицо холодной водой, проглотила две таблетки обезболивающего, которые достала из лежавшего в сумочке пузырька, и, открыв дверь, проскользнула мимо священника. Пытаясь взглядом отыскать мужчину в костюме, она вышла на крыльцо: если он сделает ей предложение о продаже ранчо, она его рассмотрит, но его нигде не было, ни на улице, ни у столов с едой, среди местных.
Боб оказался не прав: она совершила ошибку, приехав сюда. Может, Элла и не такая, как все, но не дура: взгляды людей неодобрительные и враждебные, как в ту пору, когда еще росла, она чувствовала.
Элла ничего из своей жизни до Мими не помнила, разве что какие-то ощущения: запах маминых духов, прохладное прикосновение ее руки, так отличавшееся от горячих, медвежьих объятий отца. Когда Элле было четыре года, родители отправили ее пожить у бабушки, а сами уехали работать за границу: предполагалось, что на несколько месяцев но так и не вернулись, погибли в автокатастрофе. Все свое детство Элла провела здесь, в этой хижине, которая так и не стала домом. Ей не суждено больше оказаться там, где был этот самый дом, где ждали бы ее родители.