Нет, с поллитрой. Что, деньги пропали?
Нет, не пропали.
Значит, один, смеется. Иди, братец, иди себе с Богом. Не до тебя.
Я и пошел, куда он сказал, вышел на рельсы. Вправо был вокзал, шагах в ста пятидесяти. Голова гудела, мысли путались, однако бутылка пива помогла выстоять в очереди за билетом. Кассирша прониклась сочувствием, глядя на меня и мой военный билет, и уже спустя пару часов я ехал в Москву. Полдороги до столицы я провел как в бреду. Нет, попутчикам я не мешал, мой бред был внутренним. Я клял себя за идиотский срыв, гнал из своей головы Далиду с ее самоплясом, но, впадая в дремоту, все время видел себя лежащим в грязном сарае со спущенными публично штанами и сифилисом внутри.
Больше я уже не пил в дороге и к столице протрезвел окончательно. Не сказать, что с головой стало все в порядке, но мы с ней уже дружили. Ноги шли туда, куда следует, обходя места, где был риск нарваться на спиртное. Добравшись электричкой до родной Тулы, я увиделся с родителями, встретился с Лидой, друзьями и забыл свое дорожное приключение напрочь. Вспомнил я о нем не скоро, спустя два года, и вот почему
2.
Машенька. Снова Саша
Лида дождалась меня, уже через месяц после моего прихода из армии мы сыграли свадьбу. Тут особо говорить не о чем. Сняли кафешку, поели, попили. Кто-то надрался, кто-то подрался типичная российская свадьба, на которой скучнее всего жениху и невесте. Первую ночь, как водится, мы с Лидой считали деньги, полученные нами застольем, строили планы. И это было единственным нашим занятием. Мы так увлеклись, витая в облаках наших мечтаний, что походили не на молодоженов, а на грабителей, провернувших удачную операцию по взятию банка. Вконец утомившись подсчетами, мы в изнеможении рухнули на супружеское ложе и попросту отрубились.
Интим пошел после свадьбы, когда мы почувствовали блаженство, наступившее с уходом последнего гостя. Тесть купил нам однокомнатную квартиру, и мы в ней были счастливы почти год. Я сразу устроился на работу, причем не горным инженером, диплом которого у меня был, а художником в крупном автопарке. Кроме зарплаты, вполне приемлемой по совдеповским меркам, я каждый день имел как минимум пятьдесят рублей за исполнение разных личных заказов, вроде лент на венки умерших родственников работников автопарка или наглядной агитации для учебных заведений и предприятий Тулы. С моими заработками мы могли позволить себе жить легко и свободно, не считая дни до зарплаты, как считало их большинство наших сограждан. Лида забеременела через два месяца, все шло согласно нашим планам. Я считал дни, когда стану отцом.
Случилось это в сентябре. Десятого числа, в понедельник, мне позвонили из родильного отделения больницы на работу и сообщили, что Лида разродилась трехкилограммовой девочкой. Мне было без разницы, мальчик-девочка, я хотел поскорее почувствовать себя полноценным мужчиной, отцом своего ребенка, чтобы вырасти в своих глазах и глазах окружающих. Так мне тогда это представлялось. Тотчас я перезвонил матери и теще, поздравил их с внучкой. Мать несказанно обрадовалась, реакция тещи была сдержанной. Выяснилось, что она уже побывала у дочери и видела новорожденную в окно.
Но что там можно увидеть, в окне четвертого этажа, если стоишь на улице? Я принимал поздравления знакомых и родственников, с нетерпением ожидая, когда Лиду с младенцем выпишут, и я смогу взять на руки свою дочурку. В четверг я поехал в роддом, приятель подвез меня на своей «Волжанке», которые в ту пору еще котировались и даже считались неким шиком.
Нянечка или медсестра, не знаю кто там, вынесла нам на улицу ребенка, завернутого в одеяльце, перевязанное ленточкой. Она улыбалась, все шло по канону. Лида держалась позади нянечки и выглядела усталой. Младенца с пафосом вручили мне в обмен на бутылку шампанского и букет роз. Сердце мое дрогнуло, я едва не заплакал. Очень хотелось открыть личико дочки, на которое был наброшен кусочек покрывальца, однако Лида неожиданно воспротивилась.
Не надо! Она спит, дома посмотришь.
Еще налюбуешься! поддержал ее мой приятель, подмигивая мне и выруливая на трассу. Мало не покажется.
Когда дома Лида развернула младенца, начавшего уже хныкать, я стоял за ее спиной, тая в блаженной улыбке. Эта улыбка сошла с моих уст, едва я увидел девочку как она есть.
Передо мной лежал младенец женского пола, тут никаких сомнений быть не могло. Ручки, ножки, все прочее тоже было на месте. Лицо, вот с чем у меня возникли сложности. У нашей Маши мы ее сразу решили так назвать, еще до рождения, для парня было припасено свое имя, так вот, лицо у нашей Маши мне сразу не понравилось. И волосы на голове. Какие волосы на голове трехдневной девочки? А такие: густые и черные, как крыло ворона. Как смоль, как уголь. Я, помнится, уставился тогда на свою жену и подумал, точно ли она натуральная блондинка. Хотя и знал, что точно, но искал какое-то объяснение странной волосатости нашей дочки, вернее цвета этой волосатости, потому что я, как и мой отец, рыжий до неприличия. Это что ж, если рыжего скрестить с белой, получится тьма египетская? Каким образом?