А ты, Кирилл, всё так делаешь неправильно?
Я даже замер, услышав вопрос.
Наверное. А кого это волнует, как я что делаю?
Мать повернула голову и недобро на меня глянула. Сейчас на защиту обожаемого супруга кинется, чую. Но защита отчиму как он думал была совершенно не нужна. Анатольич поставил чашку на стол, вытер рукой губы и без замаха, прямо через стол, отвесил мне затрещину. Несильно, но обидно.
Ну-ка не хами! Я тебя спросил, давай отвечай извращенец.
Голова у меня слегка гудела, рука у мужика была тяжёлая. Мать молчала, поджав губы.
Будь я старше и крепче, полез бы в драку, но это мне было ни к чему. Воздух передо мной, погружая кухню, стол, обоих людей в сероватую дымку, сгустился. Дыхание слегка перехватило, будто меня рывком закинули на высоту в пару-тройку километров. Вместо Анатольича я теперь видел спутанный силуэт из светящихся нитей, узелков и дымных хлопьев. На месте головы коричнево-чёрным сияла в воздухе разлапистая клякса видимо, так я видел его злость.
Убивать я его не хотел. Да и не стал, мать было тогда жалко.
Я потянулся пальцами к этому пятну в голове, чтобы стереть, убрать это навсегда, такое отношение ко мне. Какого чёрта, какая разница этому мужику, что я делаю с кофейным порошком и желтоватой крупкой сахара заливаю их водой, сыплю в неё или вообще втираю в подмышки?! Не его проблемы.
Первой закричала мать. Она со звоном уронила кастрюлю, которую собралась убрать с плиты в холодильник, вылила себе на ноги холодный к счастью суп и отбила крышкой пальцы, но даже не заметила этого. Он стояла и на одной невыносимо высокой ноте орала, глядя на меня. Можно подумать, я на её глазах превратился в зубастого слизня со щупальцами и пятью ногами.
Отчим поперхнулся и попытался отскочить от стола, не вставая с табуретки. Трюк этот сложен в исполнении, ему оказался не по силам, поэтому Анатольич вскрикнул что-то невнятное и упал назад, крепко треснувшись спиной о стоящий позади шкаф с посудой.
Изыди, сатана! наконец обрела дар речи мать и начала мелко-мелко крестить воздух, разбрызгивая с пальцев остатки супа. Мягкие ошмётки макарон разлетались вокруг, падая.
Бесы! захрипел из-под стола отчим и всхлипнул, неожиданно тонко, по-детски, как внезапно обиженный ребёнок. Ты дьявол, уходи! Про-о-очь!
Он так забавно протянул последнее слово, что я, уворачиваясь от макарон, не поленился приподнять край скатерти и посмотреть на отчима под столом. Человека я по-прежнему не видел, пока ещё была вязанка из нитей, узлов и пятен, но я дотянулся рукой до пятна в голове впрочем, уже не коричневого с чёрным, а ярко-красного, с оранжевыми искрами, и другой формы, и ткнул в него пальцем.
Спроси меня, что я делаю я бы не ответил. Я и сейчас не знаю.
Сурово протянул после паузы Горбунов. И что?
Да ничего. Я его больше не видел. Он в трусах и майке ползком до входной двери добрался и убежал. Меня уже отпустило, это я видел как обычно. Сидел и ржал, глядя. Мать ему потом вещи и документы отвезла, а развелись, нет не знаю. На его месте я бы развёлся.
Так что им померещилось? уточнил спутник Горбунова.
Да хрен их знает. Не мои проблемы.
Тоже верно, признал он и снова рассмеялся. А что, Иваныч, клиент интересный попался. Остальные скучные.
От этого неприятного, со скрежетом, смеха у меня в голове словно повернули выключатель: я вспомнил всё с самого начала. Щёлк и понятно: кто я, что я. Всё вспомнил, от визита Нани и до струи газа в лицо. Почему-то понял и что всё это случилось не сегодня. И не вчера.
Сколько же я пропустил?
Кстати, забыл. А давай-ка знакомиться. С кем по новой, а с кем и впервые. Иван Иванович Горбунов, подполковник. Сергей Валентинович Боярский, майор. Мы будем тобой, Кирилл, заниматься. Всерьёз, скажу сразу.
На небольшом мониторе, закреплённом на стене за спинкой моей койки я, скосив до предела глаз назад, рассмотрел только неопределённо-угловатые очертания пластиковой коробки нервно запищал сигнал.
Пациент не очень стабилен, прогудел откуда-то сверху Боярский. Гипертензия, спазмы сосудов. И тахикардия налицо.
Давай-ка периндоприл. И гипотиазид, пожалуй. По обычной схеме. Ну и церебролизин можно. Курсом не стоит, но разово надо бы.
У меня было ощущение, что оба товарища со званиями отыгрывают надоевший спектакль. Роли расписаны, реплики повторены до полного автоматизма и лёгкой усталости. Пыльный занавес за спиной давно не прислушивается к актёрам, живёт своей жизнью, как и оркестровая яма, из которой вместо музыки сочится лёгкий дымок.