Пришлось посылать все того же дворника за вторым помощником, коллежским регистратором Черкасовым. Был тот молод и сделан из совсем другого теста, нежели Богородицкий с Шалыгиным. В отличие от многих других чиновников, начавших «с низов», работать в полицию он пришел не ради продвижения по службе, а с наивной целью помогать людям. Со свойственным ему ехидством, отец Черкасова винил в этом жену. Матушка коллежского регистратора происходила из семьи священника, и к христианским добродетелям относилась ответственно и строго. Надо ли говорить, что сыну она постаралась привить те же ценности? Отчасти поэтому, а отчасти из-за того, что гимназическое воспитание семья позволить не могла, Черкасов был отправлен на учебу в духовное училище, а оттуда в семинарию. К немалому неудовольствию матушки (и ироничному удивлению отца), окончив учебу молодой человек объявил, что духовная стезя его не привлекает, а для отстаивания привитых годами воспитания добродетелей считает необходимым поступление на службу в министерство внутренних дел. Вышел небольшой скандал, но Черкасов-старший ничего постыдного в выборе такой карьеры не видел, и встал на сторону сына. Окончание семинарии дало нашему герою право поступить на гражданскую службу в чине XIV класса, чем Черкасов и воспользовался, заняв освободившуюся должность «подчаска» помощника частного пристава после перевода своего предшественника на службу в Калугу.
За любое порученное ему дело, сколь бы мало оно ни было, Черкасов брался с истинно мальчишеским энтузиазмом и горячностью. Причем каждый раз рыл носом землю на совесть, не удовлетворяясь простыми объяснениями. Приставу сие причиняло изрядный дискомфорт вместо того, чтобы закрыть вопрос в кратчайшие сроки, регистратор c упорством, достойным, по мнению начальства, лучшего применения, искал истинного виновного. Пока парень сталкивался только с кражами да поджогами, и выловленный отставным солдатом труп стал первым покойником в его карьере. Богородицкий бы оставил дело первому помощнику, или, на крайний случай, околоточному, но потом подумал мало ли, кем там окажется утопленник. Береженного Бог бережет, пусть Черкасов сбегает, проверит, что там и как, отчитается перед приставом, а там уже видно будет, что делать с находкой.
Известие об обнаружении тела коллежский регистратор встретил за своим рабочим местом, в здании полицейской части он завел себе привычку появляться чуть ли не раньше всех прочих служащих. Общий зал был невзрачным и тесным явно недостаточным для самого большого в городе отделения полиции. И добро еще, что на дворе лето в любое другое время года к неудобствам добавлялась грязь. Столы в зале и кабинетах были расставлены впритык, пробираться между ними приходилось боком, стараясь не скинуть на пол громоздившиеся на них пачки бумаг, лампы, письменные принадлежности и прочую мелочь. Более-менее свободным был только прилегавший к служебной квартире кабинет самого пристава на втором этаже с окном почти во всю стену и даже собственным балконом. Там-то Богородицкий и наказал своему «подчаску» разведать, что да как с выловленным утопленником.
Несмотря на то, что высокие амбиции были Черкасову чужды, он нет-нет, да представлял себя лет через 10-15 сидящим в этом кабинете, за собственным (отдельным!) столом, в солидной должности частного пристава. И чтобы подчиненные обращались к нему «Ваше Высокоблагородие», а то и «Ваше Высокородие». За этими нехитрыми мыслями, Константин вышел на крыльцо полицейской части. Здание было деревянное, с мезонином и колоннами, и ничем особенным среди других домов на улице не выделялось. Разве что изношенностью несмотря на проводившиеся то и дело ремонтные работы, дом поизносился за почти 50 лет, прошедших с момента постройки.
I-ая часть располагалась на улице Московской, которая своим началом упиралась в Богоявленскую церковь и одноименный спуск. Глаз прохожего, спускающегося к реке по бойкой малоэтажной улице, привлекали храмовая колокольня и высокая деревянная каланча, словно растущая из недавно пристроенного к полицейской части краснокирпичного здания пожарного обоза. Московская была официально «второй» главной улицей города, после, конечно же, Дворцовой. Подобная иерархия, правда, не сильно влияла на устроенность ни та, ни другая особых благ от статуса своего не получали. Полностью шоссированной была только самая людная улица, Большая Саратовская, также украшенная бульварами, самыми красивыми зданиями и самым большим числом фонарей в темное время суток. Большинство же других улиц города С. не могли похвастаться и этим, поэтому в распутицу превращались в непроходимую грязную жижу. К счастью, дождей за последние несколько дней не было, так что перемещаться по городу можно было беспрепятственно. Солнышко светило, и, несмотря на мрачное поручение, Константин чувствовал бодрость и душевный подъем, звонко стуча каблуками о деревянный тротуар.