Теперь у Иллы свой угол, вроде того, где они раньше жили с матерью, и есть даже одеяло и топчан, и небольшое зеркало. Илла перед ним одергивает ярко-красное платье, по дешевке купленное в лавке, и приглаживает свои темные волосы. «А ты ничего, – частенько говорит ей отец Плаксы. – Только больно худая». Он хочет, чтобы Илла заменила ему покойную сожительницу не только в мытье полов. Но теперь Шла хорошо умеет драться. В итоге у кабатчика под глазом синяк, Плакса не здоровается с Иллой, а Илла моет полы и посуду в другом кабаке.
Всех заработанных денег хватает Иллесии только на то, чтобы не голодать и не ходить разутой. Как накопить достаточно для путешествия на юг, она не знает. Идти без денег, просить милостыню на дорогах и воровать? А то ведь и правда проживешь всю жизнь в Богадельне и станешь, как сожительница кабатчика, толстой, глупой и злой. Или помрешь, как мать. Или прирежут где-нибудь, или в облаве попадешься. Илла даже ночами просыпается от этих мыслей…
Илла шла по рынку, доедая незаметно прихваченное с лотка яблоко. Яблоко было кислым, и Илла уже хотела зашвырнуть огрызок подальше, когда услышала за спиной крики циркового зазывалы.
– Ух ты, цирк, вот здорово! – Илла резко развернулась, и, налетев на какого-то зазевавшегося прохожего, поспешила на выкрики, в сторону толпы, которая собралась в углу рыночной площади.
Илла любила все веселое и яркое и с детства никогда не пропускала случая поглазеть на бродячий цирк.
Она с трудом пробилась сквозь кольцо зевак и смотрела, как стройная светловолосая девушка в алых ярких одеждах, с завязанными глазами, стоя на выцветшем алом ковре, жонглирует тремя кинжалами. После нее на ковер вышел высокий загорелый мужчина с бородатым лицом и лысой головой. Под его шагами прогибался помост. Он свирепо вращал глазами, под бронзовой кожей перекатывались мышцы. Великан гнул подковы, ломал в пальцах монеты, завязывал узлом железные прутья. А после хозяин цирка предложил любому желающему из толпы побороться с силачом: за победу – десять золотых. Люди переглядывались между собой, но никто не вызывался. Силач уже успел произвести впечатление, никому не хотелось выставлять себя на посмешище.
Силач спокойно стоял на ковре, скрестив руки на груди, разглядывая толпу. Хозяин цирка приметил в толпе человека, на которого из-за его огромного роста, редкостной стати и такой же густой, как у силача, бороды трудно было не обратить внимания.
– А ты, бородач, не хочешь испытать свою силу?
В толпе стали оглядываться, и Илла тоже увидела седого громилу, на плече у которого сидел драный серый кот. Бородач добродушно ухмыльнулся и отрицательно мотнул головой:
– Да нет.
– Что так? Или боишься?
– Нет, не боюсь, – простодушно отвечал этот человек.
Кругом послышались сдержанные смешки.
– Так выходи! – позвал хозяин цирка. – Заработаешь награду.
– Давай, выходи! – раздались возгласы с разных сторон: людям хотелось посмотреть бой великанов.
– Уж если я сказал, не стану бороться, так, значит, не стану, – громче, но по-прежнему спокойно объявил незнакомец толпе.
Смешки и обидные выкрики стали громче. Бородач нахмурился и стал выбираться из толпы.
– Правильно, убирайся! Куда тебе! – раздалось ему вслед, и кто-то засвистел.
У Зорана были седые волосы, зато черная, как у молодого, борода. На родине он не был с тех пор, как участвовал в крестьянском бунте и его едва не четвертовали. Какой он в те поры был храбрый, красивый парень! Теперь – хромой бродяга, у которого на плечах пригрелся большой растрепанный кот. Зоран был родом из Звониграда, а кот – родом из Годеринга, из западных земель. Зоран нашел его еще котенком в сточной канаве, выловил и, за неимением крыши над головой, приютил у себя под рубашкой.
Кота он называл Кот. Просто Кот.