Что же до мужчин, прогуливающихся под руку с парижанками, то они выглядели солидно: в дорогих фраках и цилиндрах, с великолепными тростями.
Этот одетая по последней моде публика образовывала безупречный променад жизни на Шанз-Элизе. «Действительно, похоже именно так и выглядят счастливые, блаженные люди» подумала Эллин. Она осознала, что ей очень не хватает той беспечности и непосредственности, что сквозила в жестах и взглядах парижских красавиц.
Увы, вся её жизнь была регламентирована сводом правил. Что можно делать, а что нельзя, юной викторианке диктовало общество. С самых ранних лет, когда Эллин разрешалось играть с отцом только в определённые им часы, а всё остальное время она проводила с няней и мамой, и до сегодняшнего дня, когда её важнейшей задачей был выбор жизненного пути. Девушки викторианской эпохи стремились повыгоднее выйти замуж, чтобы провести остаток дней в служении мужу и заботе о детях. Это считалось единственным достойным уважения занятием для женщины.
Британская писательница Вирджиния Вулф оставила потомкам ядовитую характеристику идеальной викторианской жены: «Она была чрезвычайно сострадательной, бесконечно очаровательной и запредельно бескорыстной День за днем она приносила себя в жертву от курицы брала всего лишь ножку, сидела на сквозняке. Словом, она была устроена так, чтобы не иметь своих собственных мнений и желаний, но все время подстраиваться под мнения и желания окружающих. Нужно ли говорить, что превыше всего она была чиста и невинна?.. Тень от ее крыльев падала на мои страницы, я слышала шелест ее юбок за спиной Но я набросилась на нее, схватила за горло и постаралась уничтожить Если бы я не убила ее, она убила бы меня». Одним словом, чтобы посвятить себя творчеству, путешествиям или науке, девушке нужно было иметь незаурядное мужество идти против социума.
Общение с противоположным полом до брака выглядело ещё более грустно! Незамужние англичанки могли встретиться с мужчиной только в сопровождении компаньонки, иначе их репутация была бы непременно испорчена (всем мужчинам только одно и нужно), и тогда хорошей партии им не видать. В общении с кавалерами девушки должны были казаться милыми, робкими и по возможности не показывать свой ум.
Жесточайшей регламентации подвергалось всё: их движения, жесты, тембр голоса, перчатки, темы для разговоров. Как видно, живой человек крайне плохо вписывался в викторианскую систему ценностей, где каждому в зависимости от его роли в обществе полагалось иметь конкретный набор качеств.
Эллин так привыкла, что вся её жизнь регламентирована правилами морали и этикета, что не могла понять, как эти француженки умудряются с такой лёгкостью кокетничать с мужчинами вокруг посредством шаловливых взглядов и едва заметных игривых движений. И вообще, как им удаётся оставаться весёлыми и жизнерадостными, когда общество так много требует от молодых незамужних особ?
Эти размышления прервал голос Иоанна, который произнёс тоном заговорщика:
Дорогая, ты ещё не знаешь, что за этим стоит.
Эллин заинтересовалась его словами. Ух ты, оказывается, очаровательная беспечность это продукт какого-то глубокого процесса, чьи корни находятся внутри
Бессознательного, подсказал Иоанн.
Что, что? переспросила Эллин. В сентябре 1889 года этот термин, как и термин «подсознание», ещё не был известен в широком кругу. Разве что немецкий философ Э. фон Гартман в своём трактате о бессознательном (1869) пытался дать определение психическим процессам, протекавшим за пределами сознания.
Именно свободное подсознание делает этих красавиц такими беспечными.
Свободное от чего? поинтересовалась Эллин.
От страхов, конечно, ответствовал Иоанн.
Как же получить свободу от страхов?
На это Иоанн лишь загадочно произнёс:
Всему своё время.
Эллин миновала Триумфальную арку и свернула на проспект Клебер, ведущий к площади Трокадеро.
Вокруг, в тени разноцветных деревьев, шумел Париж. Прогуливались чинные гранд-дамы, ведущие на поводке маленьких собак. Проезжали, звеня в звоночки, молодые служащие на велосипедах. Неторопливо катили дилижансы, в которых красивые мужчины и женщины ехали в гости или театр. Кое-где на углах домов стояли цветочницы и продавали с тележек медовые орхидеи, нежные лилии, яркие гвоздики Повсюду текла, пахла, смотрела весёлыми глазами жизнь.
«Всё это великолепие создавалось с одной-единственной целью влюблять в себя» подумала Эллин. И, кажется, Парижу это удалось.