А в УАиО я поступила, к тому же набрала на три балла больше, чем Эд, что не добавило мне популярности среди одногруппников. Понятное дело, учились-то в Университете Авиации и Отражений на девяносто девять целых и девять десятых процента мужики, а тут какая-то сопливая девчонка их обставила. Непорядок!
То есть, не так. Студенток у нас было довольно много. Не половина, конечно, процентов сорок, но все на Авиации, а вот на Отражениях раз-два и обчёлся. Я с Мотькой, Матильдой, то есть, Инесса она с братом моим вместе училась, да Шемеи с пятого курса, но та с нами не зналась. Так, здоровалась разве. И то без особой охоты.
Не представляю, какие сплетни ходили по университету о старшекурснице, я не вдавалась, если честно, но про нас с Мотькой и Инесской чего только не сочиняли! Они, само собой, поступление в институт насосали. Экзамены и зачёты, кстати, тоже по этому же принципу сдавались, как говорится, зачем придумывать велосипед, или если сработало один раз, то почему бы не попробовать снова.
Ну, а меня, ясное дело, отец пропихнул. Или мать тут мнения расходились. Мама у меня тогда ещё из универа не ушла и на кафедре социологии докторскую дописывала. Между прочим, о том, что она и Эду оказывала помощь при поступлении, никто не вякал, лишь моё имя склоняли так и этак.
Но так как всё своё детство я пропадала в квартире, пропитавшейся запахом тяжёлого табака деда Шурки, генерала МВД в отставке, и наполненной густым басом второго моего прародителя, Артура профессора культурологии и религиоведения, чужое мнение меня всегда волновало постольку поскольку, поэтому и досужие сплетни мне были глубоко и основательно побоку. Меня всё больше учеба волновала нельзя же было упасть в грязь лицом после такого триумфального поступления
Нет, мальчиками, конечно, я тоже интересовалась. А как иначе? Я молодая, дурная, с ветром в голове, а вокруг одни мужики, не все красавцы, врать не стану, но зато с таким уровнем интеллекта ого-го! А интеллект, как известно, главный инструмент соблазнителя.
Не то чтоб я особо соблазнялась. Вообще не соблазнялась, если откровенно, но влюблялась с регулярностью раз в десять дней и, как водится, на всю жизнь. Что же касается всего остального «Вот диплом получу, планировала я. Выйду за порог родного универа и сразу пущусь во все тяжкие»!
Но, что называется, человек предполагает, а судьба располагает, и в середине третьего курса, недели через две после того, как мы с грохотом отпраздновали медиум, холодным пасмурным утром в нашей группе появился новенький. Тимур Кострик.
КострИн, надменным голосом, не вставая, исправил новенький Хустова, когда тот делал перекличку. Не Кострик.
Профессор поджал губы. В своей жизни он не переносил три вещи: прогульщиков, женщин (я на собственной шкуре убедилась) и тех, кто его перебивает или, упаси Боже, исправляет.
Мне изменяет память или этого студента я вижу впервые? протянул профессор и подслеповато сощурился. Старый враль! Практика списывания показала, что вместо глаз у него рентгеновские лучи, а шёпот он слышит за три этажа даже с берушами в ушах, а уж что касается памяти слоны нервно курят в сторонке! С заочного перевелись?
Ха! Можно подумать, он всех заочников поимённо не знает! Да они рыдают в коридорах с октября по июль и с августа по февраль, чтобы экзамен хотя б с восьмого раза, хотя б на дохлый «трояк» сдать.
Нет, я из Дранхарры, с деланным равнодушием ответил Кострик, и аудитория наполнилась нестройным шёпотом, среди которого послышался отчётливый Мотькин стон восторженный, зараза, и влюблённый. С одной стороны, я подругу понимала всё-таки полукровка, почти дракон, я сама их живьём ни разу не видела, исключительно по телеку. (Драконы они вообще закрытый народ, особо не высовываются, сидят в своей Дранхарре и плюют с высоты своей драконьей мудрости на все остальные миры). С другой, стонала-то Мотька, а свой взор новичок вперил в меня, мы ж с подружкой всегда вместе сидели Сверкнул глазами и улыбнулся не пойми как. То ли злорадно, то ли насмешливо, то ли улыбнулся, в общем. Но только где-то глубоко-глубоко во мне на эту странную усмешку что-то отозвалось каким-то щемяще-тоскливым, почти болезненным чувством.
И вдруг захотелось встать, выйти из аудитории, дойти до деканата и перевестись на Авиацию. Или вообще уйти из универа. Зачем я вообще в него попёрлась? Мама, вон, предлагала в Специнститут Гостиничного бизнеса и Туризма пойти, тоже, между прочим, очень престижное заведение. Его всего десять лет как открыли, поэтому специалисты были нарасхват, но