Через секунду тоненькая девичья фигурка в черном шагнула за порог. Следом показалось тело, которое незнакомка волокла за собой, ухватив за шиворот. Толстый Синекур был раза в два ее крупнее, но злодейка с нежным именем Аннушка будто не замечала этой тяжести.
Дотащив тело до верхнего края лестницы, девица швырнула его на мраморные ступеньки, а затем размахнулась и ударила ногой. Синекур с неприятным влажным шмяканьем покатился вниз, оставляя за собой кровавые полосы.
Сзади раздался хоровой бабий визг. Им вторил мигом протрезвевший Лешек, и получалось у него ничуть не хуже.
А Богумил не сводил глаз с Аннушки. Та спускалась неторопливо, держала голову прямо, не обращая внимания ни на стражников, стоящих внизу с обнаженными мечами, ни на истерику собравшихся. Красивая, как молодой шляхтич и описывал. Глазища синие, огромные, носик чуть вздернутый, пухлые и яркие, как вишневое варенье, губки. Такой бы в королевском дворце за троном Феофана в нарядном платье стоять, а не по усадьбам прятаться, втираясь в доверие к наивным селянам и убивая их господинчиков.
Аннушка поймала его взгляд и улыбнулась насмешливо, а затем склонила голову. И Богумил ответил ей. Мигом раньше он увидел на ладной груди, обтянутой черной тканью, цеховой знак змею, насаженную на меч. А когда тело Синекура докатилось, наконец, до площадки перед усадьбой, увидел и другое.
Остекленевшие глаза старого пана, глядевшие в небо, были желтыми, с вертикальным зрачком.
Не трогайте Анну! вдруг раздался из-за спины голос ксендза. Святой отец шумно дышал, и руки его дрожали. Это я ее пригласил.
Селяне замерли, стражники опустили мечи. Только Лешек стоял бледный, как полотно, вздрагивая всем телом.
Доброго здравия вам, господа, громко сказала девчонка. Большинство присутствующих знает меня, как Аннушку, помощницу кухарки, нанятую для работы на свадьбу. А теперь позвольте представиться по-настоящему.
Девчонка подняла руки повыше и обнажила запястья, показывая парные татуировки. Та же змея, нанизанная на меч.
Люди зовут меня Анной из Реогарда. Я жрица земного храма Безымянной матушки, расположенного в двадцати милях отсюда.
А затем она развернула носком сапога голову мертвого Синекура к собравшимся, и те ахнули, отшатнувшись в стороны.
Меня зовут Анна, повторила она. И я убиваю змеев.
Затем она перевела взгляд на все еще всхлипывающую Агнешку, что стояла за плечом мужа.
Прости меня, лапушка, что заворожила и твой облик на себя примерила. Иначе бы этот подлец мне в руки не дался. А ты аккурат к следующей весне умерла бы родами, подарив миру уродца, ядовитого и умеющего летать с момента появления на свет. Он давно тебя ждал, такую пухленькую. Худышки их потомство просто не способны выносить. А ты бы смогла, и все бы надеялись, что беременность от мужа, с одного-то раза мало что получается. И берегли бы тебя, как зеницу ока, позволяя гаду полноценно сформироваться.
Вооруженные стражники синхронно взглянули в сторону Лешека.
Я не знал, попятился тот, и голос его дрогнул. Богом клянусь, не знал!
Тело под ногами Анны вдруг зашевелилось. Снова завизжали бабы, но девчонка оказалась проворнее она выхватила клинок из-за пояса и одним ловким движением отсекла Синекуру голову.
Ты глянь, живучий какой, подивилась она. Сейчас я тебя
Анна наклонилась и вспорола толстяку брюхо от груди до лобковой кости. Запахло фекалиями и желчью. На мигом набрякшую от крови рубаху хлынули кишки, которые шевелились, словно живые.
Нет, не кишки змеи. Жирные, лоснящиеся, гладкие, они терлись друг о друга, сплетаясь в чудовищный клубок.
И вот тут Агнешка, наконец, обхватила руками живот и заревела в голос.
*
Утро оказалось для Богумила недобрым. Накануне он до глубокой ночи следил за порядком на свадьбе, внезапно ставшей кровавой, в сотый раз объясняя напуганным и зареванным бабам, что нет, идолище поганое не воскреснет, а змеи из распоротого брюха, ушуршавшие в траву от греха подальше, совершенно не отличаются от любых других местных гадов. И нет, это не тот упырь, которого он ищет, но бояться нечего кровосос падок лишь на юных и молодых, в чьей крови есть хоть мало-мальский магический дар. Селяне в итоге перестали бояться залетного колдуна и сами жались к нему поближе. И так надоели своими причитаниями, что Богумил едва дождался отряда солдат из окружного гарнизона в трех милях от сел, и с облегчением спихнул заботу о смердах на них.