В конце недели, по воскресеньям, приезжала Назлы, чтобы убраться у матери и немного поговорить по душам. Говорила больше Назлы, рассказывала о своей жизни, о детях, о муже, стараясь не донимать Элиф подробностями: не всегда они были только приятными. А Элиф и так сейчас не очень-то и просто. Элиф кивала головой и про себя благодарила Аллаха за то, что он послал ей Назлы, которая внешне так напоминала ей сестру, но в отличии от той Назлы достался ровный и спокойный характер их матери, добрый и миролюбивый.
В сущности, Назлы была её племянницей, но поскольку с малых лет, сразу после смерти своей матери, она росла в доме у Элиф, то называла Элиф «мама». «Мама Элиф», не просто мама, а мама Элиф.
«Золотая моя девочка! думала Элиф, глядя на Назлы. И умница, и красавица, а сердце какое у неё чуткое: всё видит и слышит! У моих же деток сердца закрылись, нарос на них панцирь из обид. Ну, ничего, проснутся и их сердца, не может, что бы не проснулись. И тогда вернутся ко мне мои дорогие мальчики, мои орлята. Очнутся от плохого сна, в котором есть только чёрное или белое, и нет других оттенков, стряхнут туман недоверия, и всё поймут, и тогда»
Элиф была уверена, что когда это произойдет, они будут снова вместе. А пока только мечтала об этом мгновении и молила Аллаха, что бы он позволил ей дожить до него.
Мытарства Элиф и упрямая несговорчивость Фатиме могли продолжаться до самого отъезда последней, но тут внезапно Фатиме стало хуже: помимо обострившейся на фоне общего упадка сил язвенной болезни, добавились ещё и стойкие показатели высокого давления. Вызванная Мехметом бригада скорой помощи предупредила о том, что если высокое давление не удастся взять под контроль, у больной может развиться инсульт, чему способствуют и диабет, давно у неё имевшийся, и теперешний малоподвижный образ жизни.
Фатиме сделали несколько уколов и выписали целый набор лекарств, принимать которые нужно строго по времени. Элиф, не надеясь на свою память, она и о своих лекарствах не помнила, попросила Назлы создать у неё в телефоне звонки-напоминания. Сама она с этими сложными телефонами, которые могли не только соединить её с любимыми людьми, но и работать как помощники, напоминая и бесконечно что-то предлагая, не справлялась. И теперь ей казалось, что телефон звонит непрерывно: то о здоровье женщин беспокоился Мехмет, то звонили подруги и Назлы, то просто звучал сигнал, после которого нужно было принять лекарство.
Больная после отъезда врачей обмякла, вошла в прострацию, связанную с её пограничным состоянием, обозначившимся в системе жизненных координат «между небом и землёй». Однако, её сильная, тянущая к земле сущность начала настраивать женщину на выздоровление во что бы то ни стало.
Элиф же, напротив, обеспокоилась не на шутку: дети Фатимы задерживались не были готовы бумаги, разрешающие перевести их мать в Германию. А между тем состояние их матери день ото дня ухудшалось. И уже возникли серьезные сомнения в том, сможет ли она перенести самолёт без серьёзных последствий для своего здоровья.
Но, к её удивлению, Фатиме, которая с первого дня своего приезда к ним в дом была лежачей больной, неподнимавшейся ни на секунду с кровати, начала вдруг вставать и потихоньку передвигаться по комнате. Сперва по естественной надобности, отказавшись от подгузников, которые вызывали опрелости и дискомфорт. А вскоре она отважилась и на прогулки по комнатам.
Случилось это так: тем же вечером, после отъезда кареты скорой помощи, оперевшись рукой на край кровати, Фатиме подняла своё грузное тело и, когда Элиф поспешила к ней на помощь, протестующе замотала головой. Затем всё так же, поддерживая себя рукой и цепляясь за всё, что попадалось на пути, шаткой походкой направилась в ванную комнату. Элиф последовала за ней, но остановилась на пороге ванной комнаты, так как Фатиме отрицательно замотала своей седой, растрепанной от постоянного лежания шевелюрой. Делала она это весьма энергично, не оставляя никаких сомнений в том, что помощь ей не нужна она хотела справить нужду в одиночестве.
Одиночество затянулось, и Элиф не на шутку встревожилась: голова у Фатиме от непривычной нагрузки могла закружиться и женщина могла свалиться на кафельный пол, не дай Аллах, и что-нибудь себе сломать. Элиф прислушалась к звукам за дверью, но услышала лишь шум воды, текущей из-под крана. Тревожных звуков: шума падающего тела или стонов слышно не было. Наконец Фатиме появилась на пороге: она причесалась, собрала волосы в жидкую косичку и уже более уверенной походкой направилась к кровати. Через некоторое время, отдохнув и сославшись на чудесную погоду, ей захотелось посидеть на балконе, что было уж совсем удивительно.