Ни портфеля, ни документов. Ничего нет. Карманы вывернуты. Шапки нет. Шарфа тоже нет.
Боль была действительно адской.
Голова моя просто раскалывалась.
Все избитое тело болело.
Надо было как-то спасаться.
Надо было отсюда выбраться.
Я пополз, сквозь боль, по ступенькам.
Ниже, ниже. Еще немного.
Вот и дверь подъезда. Открыл ее. Удалось. Хотя и с усилием.
Выполз в снег. В сугробы. Пополз дальше. Встать я не мог. Все болело.
Полз я долго. Куда-то. Вперед. С передышками. Дальше и дальше. В снег. Сквозь снег. Сквозь метель. Сквозь ночь. К жизни. К людям. Упрямо. Сквозь боль.
Над моей головой разбитой, резко, с визгом затормозив, остановилась какая-то машина. Шофер метнулся из машины ко мне:
Что с вами?
Говорить я не мог. Было больно.
Я с трудом прошептал:
Избили
Может, вас отвезти куда-нибудь? Например, домой к вам. Поедем?
Дома не было у меня своего. И сказать об этом шоферу я стеснялся. Небось, подумает: «Ишь, какой бездомный бродяга! Ну, избили его. По пьянке. Что ж, бывает. А я-то при чем?»
Наклонился шофер надо мной, стал меня поднимать:
Вставайте! Потихоньку. Вам надо встать.
И в глазах его я увидел и участие, и заботу, и немалое сострадание человеческое. И начал подниматься. Шофер помогал мне. Так на фронте, наверное, порой помогали друг другу солдаты.
И шофер меня снова спросил:
Ну, куда вас везти? Говорите!
Говорить было трудно мне. Но сказал я шоферу:
К Сапгиру!
Что? Куда? не понял шофер.
Отвезите меня к Сапгиру!
Вы бредите? Что за Сапгир? Кто же вас так избил?
Не знаю Сапгир друг Рабина.
В моем сознании брезжило лишь это: Рабин Сапгир.
Довезу. Дорогу покажете?
Постараюсь.
Шофер помог мне забраться в машину и лечь на бок за заднем сиденье.
Я сказал:
Денег нет у меня.
Да какие там деньги! шофер отмахнулся. Вам надо в больницу!
Нет, к Сапгиру, упрямился я.
Хорошо. Поедем к Сапгиру. Кто такой он?
Поэт.
Поэт? Ну а вы?
Я тоже поэт.
Покачал головой шофер:
И зачем же так бьют поэтов?
Я ответил ему:
Не знаю
Долго ехали мы. Я смотрел, временами, с трудом, за окошко. Говорил: «Сюда Вот сюда»
Наконец добрались мы до дома, где жил тогда Генрих Сапгир.
Я сказал шоферу:
Спасибо!
Он ответил:
Держитесь, поэт. Выздоравливайте скорее. Да, а как вас зовут?
Владимир.
А фамилия ваша?
Алейников.
Тот, из СМОГа?
Именно тот.
Был я как-то на вечере вашем. Лет, пожалуй, десять назад. Вы читали стихи. Хорошие. Только были вы без бороды, молодым совсем. А теперь с бородой. Я люблю стихи. Вы отличный поэт. Я помню кое-что. Ну хотя бы вот это, да, вот это: «Когда в провинции»
Я продолжил тогда:
Болеют
И шофер, вздохнув:
Тополя
Я махнул рукой:
Это старое
А шофер сказал:
Но живет!..
Он помог мне выбраться в ночь из машины. Пожал я руку моему спасителю. Он, помахав мне рукой, уехал.
Я стоял во дворе пустынном.
Слава богу, первый этаж. Высоко подниматься не надо.
Дверь в подъезд я открыл с трудом. Вот и дверь квартиры сапгировской. Поднапрягшись, я позвонил.
Дверь открылась. В проеме дверном появился Генрих Сапгир.
Он взглянул на меня и глаза его переполнились явным ужасом.
Генрих, здравствуй! сказал я Сапгиру. Помоги мне сейчас. Пожалуйста.
Что с тобой? воскликнул Сапгир. Кто же так тебя страшно избил?
Я ответил ему:
Не знаю. Обо всем попозже, потом
Генрих помог мне войти в квартиру. Но в комнаты я не пошел. Добрался до кухни. И рухнул там на пол, навзничь, потеряв сознание вновь.
Сколько так пролежал я не помню.
Приоткрыл глаза. Посмотрел да, похоже, утро. Светло.
Значит, жив я. Действительно, жив!
Раздались голоса. Знакомые. Генрих что-то там говорил обо мне с женой своей, Кирой.
Кира властно сказала Сапгиру:
Дай Володе десятку, Генрих, на такси. И пусть он отсюда убирается поскорее!
Так. Понятно. Я лишний здесь.
Что возьмешь с нее? Это ведь Кира. Наплевать ей, видимо, нынче на мое состояние. Надо подниматься. И встал я на ноги.
В кухню зашел, с десяткой в руке, смущенный Сапгир:
Володя, вот на такси.
Все я слышал, сказал я Сапгиру. Не волнуйся.
Скоро уеду.
Взял десятку. Сказал:
Верну.
Отмахнулся Генрих: