Ты двигаешься умора, сказала мне Лама.
Ты сама жаловалась, что мальчики не танцуют.
Но ты за всех выступил, герой! Пошли курить.
Пошли.
Сигареты у Оксанки. Она иногда за школой брала чью-нибудь сигарету «на пару тяг», но я не знал, что она уже со своими.
Мы все раскурились на крыльце. А что, сегодня не просекут учителя, даже если просекут сегодня без палева. Время ж не учебное.
У меня от танцев и свежего воздуха голова закружилась приятно. Курить не рискну. Еще не пробовал, а закашляться от первой затяжки это ж не круто. Потом как-нибудь. Потренировавшись.
А Оксанка меня спрашивает:
Но, Пит, не куришь?
Неа, говорю. Не нравится мне.
Или боишься, что не вырастешь?
Мальчики обычно девочкам говорят «у тебя дети зеленые будут», но я не люблю известные шуточки. Придумал свою:
Боюсь, но не настолько, насколько ты боишься еще больше разжиреть.
И захохотал. Кто-то усмехнулся. Встретился с Ламой взглядом. Она сквозь зубы прошипела:
Ты офигел такое говорить, блин
Оксанка протянула кому-то сигарету:
Добейте кто-нибудь, я Она резко вздохнула. Я пошла.
Окса! Лама ринулась за ней следом.
Мы с остальными курильщиками остались докурить и потереть. Эпизод с Оксанкой быстро выветрился. Вернулись в класс, я стал высматривать Ламу в темной толпе танцующих под что-то отвратительно-отечественное, вроде «Фристайла». Заметил ее в углу почему-то. Одна сидит, прикрыв глаза, увидал я, поближе подойдя. Тут музыка заткнулась наконец-то для перемены кассеты. Обычно у нас два магнитофона: с одного слушаем, на другом перематываем. Прям диджейский пульт. Только с лентой.
Наташ
Она открыла глаза.
Пойдем потанцуем.
Кассета включилась, но фальстарт, не с самого начала песни, еще пять секунд на перемотку.
Я дотронулся до ее запястья, тонкого и в темноте особенно молочно-белого. Она отдернула руку.
Не пойду я. Устала. И ты ж танцевать не умеешь.
Ну да, гм, но если медленный
Фиг тебе. Я устала. Еще кого-нить пригласи, герой.
Да и ладно, чуть не крикнул я. Да на фиг нужна вечеринка эта ваша «огонек», блин.
«Ваш». Я-то как раз один из тех, кто всегда активно «огоньки» продавливал.
Ладно, все равно домой пора. Выпили, поплясали, хорош уже. Еще, правда, восьми нет, а раньше девяти нас не выгонят. Но все равно. Иду на принцип.
И ушел, как тогда говорили, по-английски.
Решил перед домом заскочить к Лёне (кстати, вдруг у него какой-нибудь ликерчик есть прикольный?).
Лёнь, сказал я ему с порога, выпить есть?
Ты чего это? Его брови полезли вверх, сморщив бледный лоб в гармошку.
Да так, настроение. Коньячку не накапаешь?
Так, заходи.
В квартире у него мне стало жарко. Лицо горит. И дышать трудно. Из стоваттных динамиков тихо пищал какой-то колючий блюз с завываниями губной гармошки.
Кто играет, Лёнь?
Мадди Уотерс, но об этом позже. Ты чего это, нажраться решил, что ль?
Не, говорю, я меру знаю. Я вдруг икнул.
Понятно. Сейчас тебе чайку заварю. Покрепче.
Не, ну какой, блин, ч-чай, йик
Индийский. Краснодарского не держим. А то мать тебя такого выдерет ремнем.
Н-не выдерет, я взз-росс-лый
Угу, заметил.
Лёня ушел на кухню. Я попытался вслушаться в Мадди этого Уотера или как там его и постучать ногой по паркету в такт. Типа, мне нравится. Стянул свою белую водолазку с горлом, забыв, что под ней старая майка-алкоголичка.
Оголяешься? Правильно! Лёня вошел, держа в руке гигантскую дымящуюся кружку.
Лёнь, спросил я, отхлебнув, а вот если девочка с тобой то вежливая, то грубая, это что значит?
Ну как минимум неравнодушна. Но вообще что угодно. Женщины, понимаешь ли!
Понимаю, кивнул я.
Он снова усмехнулся:
Хорошо, если понимаешь.
Лёнь, я поглядел на него, а ты чо не женат?
А зачем? Он поморщился. То ли вопрос бестактный, то ли тема надоела. Или не понравилось, что я вдруг начал что-то такое выпытывать?
Все ж женятся.
Угу. А потом разводятся. Ни себе ни людям в итоге.
Что ни себе? Ты про кого?
Про вообще. Короче, на ком я хотел жениться, та за меня не пошла.
А другая?
А на другой не хотел. А вообще рано тебе о таких вещах думать. К счастью для тебя. Живи и радуйся. Еще наешься всего этого.
Порадуешься тут, когда «банан» по химии в четверти маячит.