Татьяна, напротив, почти успокоилась, смущало одно: мысли стремительно терялись. Теперь она дипломированный журналист уже не смогла бы связать и пары слов. Отчаянно захотелось на воздух, но неведомая сила сама потянула её к салфетке. Сопровождаемая шквалом аплодисментов, она, покачиваясь на тоненьких ножках, встала в центре.
Время Великой Морфо закончилось. Кровавому Бражнику слава! нараспев протянула Скворцова. По новой громыхнули барабаны, выбивая из присутствующих ритмичное: «Три дня три дня»
Эхо разнесло громкий вопль. Бражник сидел с застывшей в оскале зубастой пастью и хищно разглядывал ряды своих адепток.
Олег Бажанов
Москва
Казак и ведьма
Было это перед самой Германской войной. Под вечер возвращался молодой холостой казак по имени Илья домой с ярмарки. В дороге стала одолевать его тяжкая дрёма. Боролся с ней казак, да дрёма сильней оказалась. Конь его вороной по кличке Бандит путь до самой хаты знал, и решил казак, что может чуточку подремать, и отпустил вожжи. Бандит не спеша топал в сторону родного хутора по степной дороге, а бравый казак Илья отдыхал после удачно проведённого дня.
А уже и вечер наступил. Опустились сумерки, а потом окутала землю чёрная мгла. Если бы не большая белая луна на восходе, дороги бы совсем не разобрать. Но Бандит шёл спокойно.
Казак лежал в повозке, пребывая в сладком полузабытьи, вроде и слышал всё, и чувствовал, как под колёсами тянется ухабистый шлях, как скрипит на каждой кочке телега. И виделись ему белые круглые плечи солдатки Анфисы, руки её ласковые и налитые груди вдовы Натальи, бёдра её крутые и сильные. «Вдов и солдаток на мой век хватит!» с улыбкой думал Илья.
Вдруг всё разом прекратилось и скрип, и подрагивание повозки. Другие появились звуки, полные тревоги: где-то близко проухал филин, захохотала ночная птица, и наступила тишина. Казак открыл глаза. Стояла ночь. Бандит спокойное дружелюбное животное трясся и хрипел, норовя попятиться на повозку. «Волки?» пронеслось в голове казака. Он нащупал рукой ружьё, что рядом в повозке лежит. А конь дрожит, становится на дыбы, поводья рвёт.
Огляделся Илья. Хоть и темно, видит знакомое место: до дома рукой подать, пару вёрст всего осталось. Рядом хуторской погост. А дорога мимо лежит по старому мосту через речку с запрудой. А по берегам стоят высоченные дубы да вербы, за которыми луна прячется. И в слабом свете луны разглядел казак на дороге что-то белое, величиной с собаку.
А конь дрожит, с упряжи рвётся. Посмотрел Илья на завалившуюся кладбищенскую ограду, на проступающие в темноте покосившиеся могильные кресты, и жутко ему стало. Потом вспомнил, что казак он, и отец его был казак, и дед, взял ружьё и слез с телеги. Сделал шаг к чему-то белому на дороге, неизвестному. Выругался вслух, не сумев вспомнить ни одной молитвы, и взвёл курки ружья. А это существо, или не существо вовсе, возьми да и тихонько так пойди к казаку.
Присмотрелся Илья и не волк вроде, так, небольшая собачонка. «Фу ты, чёрт!..» в сердцах сплюнул казак, а у самого пот холодный по спине сбегает, палец на курке не слушается совсем, и страх какой-то животный к горлу подступил. Смотрит Илья, широко раскрыв глаза, на это белое приближающееся что-то и пошевелиться не может.
И вдруг будто белёсый туман окутал существо на дороге, и стал этот туман расти. Глядит казак, а прямо перед ним стоит черноволосая девица невиданной красоты, в белом платье, похожем на саван, а кожа будто светится изнутри лунным светом.
Здравствуй, казак Илья, говорит ему девица красивым голосом.
И тебе не хворать, отвечает казак с опаской.
А девица взгляд свой с Ильи не сводит.
Скажи, красивая я?
Чудно, ночь хоть и тёмная, а видно Илье девицу. Посмотрел по сторонам казак ни одной живой души вокруг не видать. Сомнения его одолевают: откуда ночью в степи взялась эта неземная красота? Но, собрав всю волю в кулак, отвечает:
Красивая Наверное
Не бойся, говорит ему девица, Илья. Возьми меня замуж. Верной женой тебе буду.
Молчит Илья. Холодный страх обручем горло сковал. Не видение ли всё это? Не сон ли жуткий? Пробитый возами рисунок дороги в свете луны, тёмное небо без звёзд, степь немая, смертно-сонная, и мёртвый погост Внезапный близкий крик филина словно разбудил Илью и вздрогнуть заставил.
Вспомнил тут казак, как давеча на ярмарке за чаркой водки со смехом говорил, что нет на белом свете той красавицы, что заставит его под венец идти, что ни у Бога, ни у Сатаны нет невесты для него. Призадумался. Глядит, а девица руку ему протягивает. Взял её руку казак, а рука лёгкая, невесомая, будто из лунного света отлитая, и холодная. А конь ещё пуще прежнего взбесился, в сторону шарахнулся и порвал упряжь. Илья только его и видел. «Куда?! Мать твоя кобыла!» незлобно ругнулся Илья на ускакавшее животное. Страх страхом, но уж больно девица казаку приглянулась.