и не быть. И если они имеют значение только для тебя, когда какой-то мгновенной дрожью, как сегодня, ты возрождён из мёртвых, то ещё стыдней, ещё печальней. Хочешь ведь много большего. Причём изменение мира ты понимаешь как некое благорасположение к тебе. Это смешно. Мир должен одобрить, не иначе. А ему плевать.
Диалоги:
Пушкин:
А демон мрачный и мятежный
Над адской бездною летал.
..
«Не всё я в небе ненавидел,
Не всё я в мире презирал».
Лермонтов:
Печальный демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей
..
И всё, что пред собой он видел,
Он презирал иль ненавидел.
Пушкин:
Три дня купеческая дочь
Наташа пропадала;
Она на двор на третью ночь
Без памяти вбежала.
Мандельштам:
Пришла Наташа. Где была?
Небось не ела, не пила.
И чует мать, черна как ночь:
Вином и луком пахнет дочь
Тютчев:
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня
Лермонтов:
Выхожу один я на дорогу
Ахматова:
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить
«И упало каменное слово»
Пастернак:
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси
Случевский:
А души моей что бабочки искать!
Хорошо теперь ей где-нибудь порхать
Мандельштам:
Ой ли, так ли, дуй ли, вей ли / Всё равно;
Ангел Мэри, пей коктейли, / Дуй вино
Тютчев:
О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги,
О, как ты бьёшься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Мандельштам:
О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода
(Мандельштам: Выстрел грянул. Над озером сонным
Крылья уток теперь тяжелы.
И двойным бытием отражённым
Одурманены сосен стволы
Тютчев:
Всё, что сберечь мне удалось,
Надежды, веры и любви,
В одну молитву всё слилось:
Переживи, переживи!
Ходасевич:
Перешагни, перескочи,
Перелети, пере- что хочешь
Бродский:
Переживи всех.
Переживи вновь
Тютчев:
Я лютеран люблю богослуженье,
Обряд их строгий, важный и простой
Сих голых стен, сей храмины пустой
Понятно мне высокое ученье.
Не видите ль? Собравшися в дорогу,
В последний раз вам вера предстоит:
Ещё она не перешла порогу,
Но дом её уж пуст и гол стоит,
Ещё она не перешла порогу,
Ещё за ней не затворилась дверь
Но час настал, пробил Молитесь Богу,
В последний раз вы молитесь теперь.
Мандельштам:
Я изучил науку расставанья
В простоволосых жалобах ночных.
Жуют волы, и длится ожиданье
Последний час вигилий городских.
И чту обряд той петушиной ночи,
Когда, подняв дорожной скорби груз,
Глядели вдаль заплаканные очи
И женский плач мешался с пеньем муз.
Кто может знать при слове «расставанье»,
Какая нам разлука предстоит,
Что нам сулит петушье восклицанье,
Когда огонь в акрополе горит
Здесь не только размер и интонация. Та же рифма на «предстоит». Тютчеву понятно их «высокое ученье», Мандельштам чтит «обряд той петушиной ночи». И там, и там впереди дорога, расставанье. Кроме того, ср. у Мандельштама: «сей длинный выводок, сей поезд журавлиный», у Тютчева: «сих голых стен, сей храмины пустой»
Тютчев:
Таинственно, как в первый день созданья,
В бездонном небе звёздный сонм горит,
Музыки дальной слышны восклицанья,
Соседний ключ слышнее говорит
Мандельштам:
Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит,
Но, видит Бог, есть музыка над нами,
Дрожит вокзал от пенья Аонид
Тюндельштам:
Кто может знать при слове «расставанье»,
Какая нам разлука предстоит,
Музыки дальной слышны восклицанья,
Соседний ключ слышнее говорит
Баратынский: