В туалете с краном не разберусь никак. И так, и этак кручу не получается. И тут как по волшебству вода сама полилась! Как так-то? Непонятно. Руки сушить тоже неясно где. Вижу штуку, на которой человечек нарисован. Страшно, конечно, вдруг нажмешь что, и самолет развалится. Я-то хоть на планере умею, а остальные?
Да и, честно говоря, на планере-то я лет шестьдесят назад летала, когда сын еще не родился.
Поднесла руки как зажужжит! Испугалась, отдернула. Разозлилась: чего это я? Блокаду пережила, с парашютом прыгала, двоих детей родила, внуков выходила, в школе десять классов выпустила, а тут плошаю. Засунула руки внутрь, держусь.
Дверь толкаю наружу, а не открывается. Я уж затряслась: а вдруг останусь здесь до конца? Сердце колотится, таблетки в куртке, а куртка-то на полке!
Тут дверь открылась, а там соседка моя с девочкой:
Миленькие мои, спасибо! Я их чуть ли не целовать стала. Мамаша от меня шарахнулась только. Села я на место. А соседей все нет и нет. Уже снижение объявляют, а они не вернулись. От еды живот прихватило, что ли? Уж забеспокоилась.
Вернулись, плюхнулись на место. Мамаша злобно мне так:
Могли бы предупредить, что дверь заедает!
Я молчу уж, стыдно.
Сели. В ладоши все хлопают, я тоже стала. Чудно так, пилот же все равно не услышит, нам еще на кружке рассказывали, что там у них изоляция полная.
Я так из Магадана как-то раз летела с журналистом. Мужчина приятный поначалу был, удостоверение всем показывал, вот нас и пустили к пилотам в кабину. Ух, как неприятно: смотришь, смотришь, а вокруг пустота, будто и не летишь вовсе, а висишь на веревочке и вот-вот сверху-то и отпустят. Я потом с журналистом этим сдуру коньяка и наклюкалась, а он мне все голову на грудь норовил пристроить стыдоба-то какая, я ж от мужа летела вообще-то.
И сейчас от мужа лечу, да кому я уже сдалась такая Ногами едва волочу, сил нет сидеть даже. А как только все встали, я тоже подскочила, аж про ногу свою забыла! Сумку взяла, куртку и вперед полезла. Куртку на ходу пытаюсь нацепить, да что-то как-то большая она мне. Сую руку в карман, а там денег нет! Украли, думаю, пенсию мою повышенную! А паспорт лежит. Да только не мой. Ой, и куртка не моя!
Потащилась я обратно, все ворчат, ругаются, чего это я возвращаюсь, а у меня же куртка там!
Подхожу к месту, глянь, а там мужчина паспортный стоит и куртку мою уже мнет. С пенсией!
Я и говорю:
Давайте меняться.
А он и говорит:
Ой, хорошо, что вернулись, а то у меня там ключи от сейфа, где деньги лежат.
Я про свою пенсию не сказала, еще неизвестно, сколько там у него в сейфе лежит, а у меня-то пенсия повышенная. Десять тысяч рублей, между прочим!
Выхожу из самолета, значит, а дочки нет. Думаю, ладно, надо дальше идти. Иду по коридору, иду, а ее нет. И на выдаче багажа ее нет. Звоню, а она не берет. Думаю, ну вот, приехала, называется. Я ж и адреса-то не знаю, как добираться.
А люди с сумками, радостные такие, все выходят и выходят. Взяла я свою сумку и потащила к выходу. Всех встречают, даже соседку мою вредную встречает мужчина с бородой, на моего-то в молодости как похож! Ух, как на него тогда вешались, я чуть со злости не лопнула, когда к нам одноклассницы его расфуфыренные притащились. Была у них первая красавица Роза, так она на встрече выпускников все танцевать его зазывала, а у Сенечки только зубы резаться начали, вот я и уснула прямо на стуле в углу. Потом два дня не разговаривали!
Видела я недавно ту Розу, не красавица уже совсем. Я, конечно, тоже не красавица, но хотя бы без палочки хожу, креплюсь! А то посмотрела бы, как она сейчас с той палочкой мужиков чужих танцевать бы потащила!
Как он там? Девять кошек накормить это тебе не шутки
А тут и мои подоспели. Сумку забрали, на такси ведут.
Подъезжает машинка желтая, их тут кутерьма такая! У нас-то дома все машины вразнобой, а здесь только белые, желтые, с надписями, и сигналят все, ругаются будто
Выходит таксист из машины. Негр. Вот самый натуральный. Нет, я, конечно, знаю, что сейчас их вроде нельзя так называть, но как можно-то, не все же они афроамериканцы, а если он наш родненький, после Олимпиады родился, то как называть-то? Негр и есть. У нас, как сезон начинается, так сразу на пляжи выходит троица все «Чунга-Чангу» изображают, с детками фотографируются. А жены их косички на набережной плетут и эти, как их там, дартсы Мне эта мода нынешняя вот вообще не нравится, внучка тоже все ходит, а на голове черт-те что: виски выбрила, чисто новобранец. А она смеется только, говорит: бабушка, ты ничего не понимаешь, сейчас это самый писк. Да хоть рев, себя-то чего портить? Балахоны эти напялят, на ноги не туфельки, а спортивки, а потом удивляемся, что до тридцати в девках засиживаются. Вот поэтому я и не прабабушка еще.