Ты должна вернуться, я снова ощутила прикосновение ее руки, Тебе еще рано. Возвращайся! настойчиво сказала она.»
В следующий момент мои глаза приоткрылись, и я увидела ослепляющий свет висящей надо мной лампы.
Посмотри, какой у тебя парень!
Я повернула голову и увидела синюшного младенца. Мужчина анестезиолог, в голубой маске и шапочке, держал его двумя руками.
После чего я погрузилась во тьму. Ни боли, ни страха, только тошнота от немыслимой тряски и жуткий скрип, как от несмазанной телеги. Я открыла глаза и обнаружила, что меня везут по коридору на каталке.
Где моя бабушка? вымолвила я.
Нет здесь твоей бабушки, услышала я мужской голос.
Значит, я не умерла?
Да поживешь еще.
Я приподняла голову и посмотрела на свои обнаженные ноги.
Боже мой, мне надо сделать педикюр, в бреду пролепетала я.
И педикюр, и маникюр, и массаж, все сделаем за отдельную плату, засмеялся мужской голос анестезиолога.
Через какое то время в послеоперационную палату, куда меня поместили, пришла Ольга Ивановна и рассказала о случившемся. Оказалось, что пуповина у меня была всего десять сантиметров, поэтому ребенок не мог благополучно выйти на свет.
С каждыми моими потугами он рвался из меня, как если бы человеку живьем отрывали руку, тем самым причиняя и мне и себе невыносимую боль. Спрашивается, как этот горе узист не увидел на последнем осмотре аномально короткую пуповину!?
Еще бы одна потуга, пуповина бы оторвалась, и ребенок бы погиб мгновенно, смотрела на меня огромными от ужаса глазами Ольга Ивановна.
Но после успешного изъятия из меня малыша, я начала стремительно терять кровь. Оказалось, что у меня плохая свертываемость. Потеря крови была катастрофической и, если бы в роддоме не оказалось нужной крови, меня бы не спасли.
Вот уже много лет мы бесконечно благодарны Ольге Ивановне за неше чудесное спасение.
Рожать второго ребенка я тоже пришла к ней и другую кандидатуру даже не рассматривала. На момент родов этот роддом закрывался на санитарные дни, а Ольга Ивановна переходила работать в другую больницу. Как и в первый раз, я буквально вцепилась в нее мертвой хваткой и заявила, что буду рожать хоть на улице, но только с ней.
В день родов, утром я увидела на простыне мокрое пятнышко. Быстро сообразив, что это могут быть воды, я позвонила Ольге Ивановне. Она была в отпуске, но находилась в городе.
Накануне приехали родители мужа, поэтому мы оставили трехлетнего сына с ними и, благословясь, отправились по новому месту работы Ольги Ивановны, в перинатальный центр.
Конечно же, она согласилась принять у меня роды. И, несмотря на отпуск, вышла на работу.
Это тоже было кесарево. Хотя Ольга Ивановна уверяла меня, что показаний к операции нет, я все таки настояла на своем. Воспоминания о первых родах были еще свежи в памяти, поэтому во избежание непредвиденной ситуации я решила делать кесарево сечение снова.
Я помню, как лежала на операционном столе после неприятных процедур подготовки к операции.
Сейчас почувствуете теплоту в ногах, сказала анестезиолог, Ну что, чувствуете?
Ничего я не чувствовала. Меня колотило на этом холодном металлическом столе, покрытом тонкой простынкой, от холода и страха.
Женщина-анестезиолог задала еще несколько вопросов о моей семье. Видимо проверяя, засыпаю я или нет.
Очень хочу спать. Боюсь уснуть. Боюсь, что усну, вы начнете операцию, а я все буду чувствовать. Чувствовать боль. Спать хочу умираю. Боюсь
***«Море белых пушистых облаков поднимают и медленно несут меня. Кажется, что я лежу, или вернее, плаваю в них, как в озере, наполненном лебединым пухом. Я перекатываюсь с одного облака на другое. Нет ни страха, ни холода, только умиротворение и безмятежность.
Но я не одна. Со мной еще двое юноша лет шестнадцати и девочка с косичками, примерно тринадцати лет. Эти незнакомые мне дети, так же, как и я, купаются в облаках. Но они как будто знают меня. Они улыбаются мне и смеются. Я вижу в их глазах, что то родное. Пытаюсь понять, кто они. Я вглядываюсь в их лица и вижу в их глазах себя. Это же мои дети.»
Посмотри, какая девочка у тебя, чей то голос прерывает мое путешествие, и я неожиданно возвращаюсь на операционный стол.