Альберто ещё раз оглядел меня, но уже не с таким явным презрением, потом снова перевёл взгляд на тётю Изабеллу. Окрылённая первой удачей, она продолжила с ещё бо́льшим рвением:
Всё, о чём я прошу, это взять мальчика на какое-то время, присмотреться к нему, понять, что он из себя представляет. Если вы увидите, что от него не будет толку, его всегда можно вернуть мне.
Он подходит нам по физическому развитию? прервала тётю София.
Софи, не в развитии дело, вмешался пожилой мужчина. Если у парня есть талант, физику всегда можно подтянуть. Главное, как он себя в игре будет чувствовать.
Антонио правильно сказал, поддакнул Гаспаро. Физическое развитие ни при чём.
То есть его можно брать? на всякий случай уточнила синьора Менотти.
Возьмём, а там посмотрим, пожилой мужчина подмигнул мне, и я понял, что моя жизнь с этого момента кардинально изменится. Я готов был порваться на части, чтобы не разочаровать этих милых людей: великолепного Альберто Гаспаро и дедушку Тони так я про себя назвал пожилого господина. И в эту же секунду, как мне показалось, София Менотти меня возненавидела.
2
Через неделю тётя Изабелла собрала мои нехитрые пожитки в маленький чемоданчик и снова привела в «Резерв нации». Теперь уже навсегда. Сердце моё тревожно билось в предчувствии, я понимал, что теперь всё будет по-другому, но не осознавал насколько.
Школа находилась на окраине города, на территории, некогда принадлежащей специализированному интернату, но потом это заведение расформировали, и муниципалитет не знал, куда пристроить огромную территорию с четырьмя корпусами и просторным, но одичавшим садом и тут так удачно подвернулся Джанлука Менотти. Правда, сначала он открыл здесь тренировочную базу, но детским спортивным школам оказалось неудобно возить сюда учеников. Поэтому через два года идея трансформировалась в спортивный интернат.
Как я уже говорил, по Уставу школы в ней должно было учиться двадцать шесть учеников. Больше принять заведение не могло, потому что комнат для проживания было всего тринадцать. В каждой стояла двухэтажная кровать, квадратный стол, за которым можно было делать уроки вдвоём, два стула и шкаф с двумя абсолютно одинаковыми, зеркально расположенными отделениями. То есть всё в «Резерве» было парным, кроме меня. Я значился двадцать пятым учеником и это тоже сыграло в моей судьбе непоследнюю роль.
30 августа состоялось открытие «Резерва». Тётя проводила меня до комнаты, помогла распаковать чемодан. Мне было невыносимо думать о том, что она сейчас уйдёт на неделю. Лучше бы она просто довезла меня до ворот школы и оставила там. Но, видимо, тётя чувствовала себя виноватой передо мной, поэтому её попытка обустроить мой одинокий быт была наполнена исключительной женской нежностью. Я держался изо всех сил, чтобы не заплакать, потому что знал: тётя Изабелла боялась моих слёз больше всего на свете. Расстраивать такую хорошую женщину я не хотел.
Разложив вещи по местам, наказав мне чистить зубы и мыть руки, тётя взглянула на часы, ахнула, схватила меня за руку, и мы помчались вниз на торжественное открытие. Директор школы уже завершала приветственную речь, а двадцать четыре мальчика и их родители внимали этой отважной женщине, задумавшей авантюру, в успех которой никто не верил. К нашему приходу София Менотти как раз закончила и предоставила слово своему мужу.
Джанлука Менотти вышел к микрофону и произнёс незатейливый текст про то, как он рад служить примером для подражания молодому поколению. Но я не слушал его я смотрел на этого человека во все глаза, и у меня аж дыхание перехватывало. Думаю, с остальными мальчишками было то же самое. Менотти в то время был капитаном столичного клуба. Молодой, сильный, великий настоящий победитель, настоящий вожак. Ему было двадцать девять лет возраст для футболиста серьёзный, но как раз такой, чтобы заслуженно стать символом не только клуба, но и национальной сборной.
Сказав текст, он встал в сторонке, рядом с бывшим одноклубником Гаспаро, они начали болтать, Гаспаро улыбался и кивал. Рядом с Джанлукой он блёкнул. Не в том смысле, что Менотти был красивее или сильнее его нет! Наоборот, Альберто превосходил своего капитана по красоте лица и фигуры. Был он слажен, как древний олимпийский бог с него бы только скульптуры лепить. Но в позе Джанлуки, в каждом его жесте, в каждой улыбке было столько достоинства и величия, что юный божок Гаспаро выцветал на его фоне.