Вчерашняя беседа с Фернвальдом; рассказ Алана об академии, его странные взгляды и осторожные слова, перескакивание с темы на тему все словно сошлось в одной точке. Я почувствовала себя глупой мышкой, которую заманили в мышеловку кусочком сыра.
Обида клокотала внутри, сворачивалась в комок, подступала к горлу. Внутренний голос, голос разума, злой и ехидный, замечал: ну а чего ты ждала? Куда бы ты не отправилась, везде останешься кукушонком. Я прикрыла глаза.
Энрике, вы в порядке? Понимаю, надавил на больное. Но пора взрослеть, девочка. Я не предлагаю ничего постыдного, лишь взаимовыгодный обмен. Вы обретете дар или поймете, чем отличаетесь. Я удовлетворю любопытство, опубликую научный труд.
Я постаралась успокоиться, напомнить себе, что отправилась в столицу не просто так. У меня было сложное, важное дело, ради которого могут понадобиться дядины связи и возможности. То есть, я тоже хотела воспользоваться Фернвальдом, и готова была за это заплатить. Но Но мне, наверное, очень сильно хотелось поверить, что для кого-то я смогу быть просто Энрике. Девушкой, которой не обязательно иметь дар, чтобы ее любили. Видимо, ошиблась.
Онемение, вызванное удивлением и обидой, постепенно отпускало. По крупинке, по капельке. Я разлепила ссохшиеся губы:
Не хочу
Хотите, милая. Будь это не так, мои вчерашние слова не довели бы вас до слез. Часто нас невозможно ранить тем, чем мы сами себя не раним, Фернвальд приблизился ко мне, навис, опершись о стол; глаза его были по-кошачьи прищурены. Соглашайтесь, Энрике. Игра стоит свеч.
Что именно мне нужно будет делать? голос не слушался.
Сущие пустяки, моя милая. Пить специальные настойки. Еще я буду с вами заниматься. Конечно, со временем появятся некоторые нюансы, но на первых порах этого хватит. Несложно, правда? Бояться вам нечего. Терять, в сущности, тоже.
А если я все же "пустая"?
Фернвальд усмехнулся:
Если мои предположения не подтвердятся, и действительность окажется настолько банальной, в таком случае Хм, я все равно останусь вашим дядей, и вы всегда сможете на меня положиться.
Я чувствовала себя бабочкой, которую коллекционер насадил на иголку. Но я точно решила, что не заплачу. Чай был сладок, медовая пряность растекалась по языку, грела горло. Огонек в лампе слегка дрожал, и тени на стене подергивались легкой рябью. Я встретилась взглядом с Аланом. Молодой человек сидел в кресле, утопающем в тени, и смотрел на меня с непонятным выражением.
Соглашайся, Эни, мягко сказал он. Все будет хорошо.
Ответила, криво улыбнувшись:
Боги вас прокляни. Уговорили.
С самого начала бы так! Фернвальд захлопал в ладоши. Милая племянница, скоро поймете, что волноваться было ну совершенно не из-за чего. Мой дом ваш дом, да и без денег я вас не оставлю. Тем более, в столице столько интересного и увлекательного, что скоро вы и думать забудете о своей провинции.
Я слушала его голос и кивала, словно заведенная механическая игрушка. Не помню, как добралась до комнаты. Может, сама добрела. Или Алан довел. Помню только, что опрокинула чашку с остатками чая, когда вставала из-за стола. Попыталась свернуть мокрую скатерть, но Фернвальд сказал:
Об этом не беспокойтесь, прислуга все уберет.
Прежде чем заснуть, я долго лежала в кровати и бездумно разглядывала картинки на потолке. Чувствовала себя опустошенной, выжатой, использованной. И казалось мне, что дракончики больше не веселятся.
Они скалились.
Глава 6. Академия
На следующий день после нашего с дядей негласного договора меня повезли на прогулку.
Столица была разделена на две части: новую и старую. Новая, богатая достопримечательностями, оказалась утонченно-опрятной, светской, оживленной. Крепкие разукрашенные дома отражались в воде каналов словно смотрелись в зеркальце. Другая часть, по дядиным рассказам, представляла собой рабочие кварталы, сгрудившиеся вокруг суконной фабрики. На задворках, ютились кибитки бедняков: кривые, кое-как собранные из подручных материалов, разделенные узкими, дурно пахнущими проходами. Туда мы, конечно, не пойдем: зрелище не для ваших прекрасных глазок, сказал Фернвальд в своей обычной манере. За недолгое время знакомства я привыкла к его мягкому голосу, витиеватым речам, манере называть меня милой и отвешивать комплименты как бы между прочим. Все это располагало и подкупало, и я старалась почаще напоминать себе, что для дяди я скорее лабораторная мышь.