Этот вечер был накануне описанных в предыдущей главе событий. А теперь вернёмся к тому моменту, когда к «прачечной» подъехала «десятка» с секретными агентами «на борту».
Стас некоторое время повозился у мощной двери, которой в своё время долго и упорно придавали обшарпанный вид. Дверь плавно раскрылась, и напарники вошли внутрь, сразу же запершись. В помещении вспыхнул тусклый свет, Стас уверенно огляделся и подошел к «морозилке». Камера-сейф вместо замка имела узкую щель на передней панели, Стас чем-то поковырялся в этой щели, панель задрожала и медленно поднялась к потолку, открывая саркофаг с двумя неподвижными телами. Юра узнал их: Кашпировский и Чумак. Замороженные, что ли?
Это только оболочки. Биороботы с чудо-начинкой, Стас откинул верхнюю часть черепа Чумака и продемонстрировал Рябинкину хитроумное устройство возле глаз.
Излучатель, объяснил он, ткнув пальцем в спаренный зеленоватый кристалл. Затем Стас нажал на крохотный рычажок, кристаллы раздвинулись, и Мжельский вложил между ними тоненькую пластинку.
А это программа, добавил он и привел Алана Владимировича в «человеческое состояние», вернув верхушку черепа на прежнее место. Сейчас дядя Алан взмахнет ручками, усадит всю Россию к телевизору и зарядит воду «излучением послушания».
С видом фокусника Стас щелкнул пальцами, похлопав по щеке отключенного биоробота.
А возраст? Тебе не кажется, что за пару десятков лет эти двое должны были слегка состариться? предположил Юра.
Спишем на чудеса пластической хирургии, беспечно отмахнулся Стас, прилаживая программный чип в излучатель Кашпировского.
Кстати, почему их не назвали как-нибудь попроще? Иванов, там, или Соколов? спросил Рябинкин.
Слушай, тебе нужно пить поменьше пива. У тебя слишком светлая голова. Соколов, Воробьёв, Чижов Чижов? Не понравилось мне, как отреагировал на наше распоряжение этот профессор. Он, между прочим, практик. Соорудит этак на досуге излучатель, расшевелит народ, а у нас выборы на носу, размышлял Мжельский.
Предупреди Льва, наугад посоветовал Юра.
Это наверняка повлечет за собой вызов Громоотвода, поежился Стас.
Кого? не понял Юра.
Киллера одного, известен тем, что не оставляет следов, зевнул Мжельский.
Это настолько серьезно? задумался Рябинкин, почесав в затылке. Его голубые глаза потемнели, светлые брови сошлись у переносицы.
Что может быть серьезнее праздника всеобщего непослушания накануне президентских выборов? поджал губы Стас.
На своей кушетке заворочался Сатана. Он мысленно вычертил для себя интересную схему: открытие Чижова хаос в стране новый президент. А кто самый достойный кандидат? Сатана ни секунды не сомневался в правильном ответе на этот вопрос. Конечно же, он сам, собственной нечистой персоной!
Секретные агенты приблизились к невидимому для них Сатане на опасно близкое расстояние. Компьютерный выродок спружинил зеленое тело, состоящее из чистой (относительно) энергии и в мгновение ока слился с жилистой фигурой аса непознанного, Стаса Мжельского. Как уютно было в его сером пиджаке, как приятно иметь небольшие, но железные мускулы и живое лицо! Сатана повернулся к Юре и сказал:
Льву мы ничего сообщать не будем. Чижова я беру на себя.
А это правильно? усомнился Рябинкин, которому голос напарника показался странноватым.
Я сотру ему память, пробормотал Стас.
А ты и это можешь? удивился Юрка, на что Мжельский покачал головой:
Чему вас только в нашем заведении учили!
Напарники включили биороботов с помощью особого устройства, скромно лежавшего в тумбочке возле кушетки. Экстрасенсы размялись, пожали друг другу руки (хотя, помнится, по телевизору дядя Толя и дядя Алан отзывались друг о друге не очень-то лестно), сели и дружно надели черные очки. Узнать их смог бы только человек, обладавший недюжинной памятью.
Ты думаешь, кто-нибудь захочет слушать этих клоунов? недоверчиво покосился на «знаменитых психотерапевтов» Рябинкин.
А ты знаешь об эффекте двадцать пятого кадра? вопросом на вопрос ответил Стас.
Это когда с экрана воздействуют напрямую на подсознание?
Молодец, начитанный мальчик. Смотрит себе народ очередной сериал или, например, программу новостей: двадцать четыре нормальных кадра, двадцать пятый наш. И ведут себя тихо и спокойно, мечтательно произнес Мжельский.