Мне нужно успокоиться, в горле пересохло. Передай-ка яблоко. Спасибо
В общем, такого уже давненько не случалось, но во время обеда Карлос по привычке следит, не прячет ли итальяшка столовый нож в рукав.
А Рауль После каждой своей попойки он несколько дней ходит с лицом еще более окаменелым, чем обычно (порой мне кажется, что однажды вместо человека мы найдем в его каюте горгулью), а из щели рта не вырывается ничего, кроме тяжких вздохов. Связано ли такое состояние с похмельем или чем другим? Флавио конечно, поганец и умеет получить желаемое, попробуй от него закройся влез бы не в дверь, так в окно Но я думаю, что Рауль давно свернул бы настырному развратнику шею, если бы действительно был против этих похожих на пытку рандеву. Возможно, он просто нашел этакий сомнительный компромисс между своими тайными желаниями и привитой с детства моралью. За буку вообще волноваться трудновато, потому что свои чувства он прячет от мира столь же виртуозно, сколь сочиняет песни. А, я не говорил? Надо же, как неловко, старость не радость Конечно, я кокетничаю, до старости мне еще далеко! Но здесь оплошал.
Да, наш бирюк довольно сносный композитор. Вся музыка, что исполняет крохотный цирковой оркестр, написана им, как и забавные песенки Панетты и крошки-пьески для Вольфганга и капуцинов. Пианистка очень ревностно относится к праву первой сыграть новую мелодию, они с Карлосом в этом соперничают: видишь ли, капитан порой насилует скрипку, отдавая дань венгерской части своей крови.
***
Карлос окунает руки в резину перчаток, а ее в эмалированный тазик с краской. Ведет кистью по одной пряди распущенных волос, другой Особенно тщательно прокрашивает виски и затылок там, где не видать даже в подвешенное сзади зеркальце. Краска пахнет кисло и отвратительно, резина почти горько. Карлос порой сам путается, сколько же ему лет. Больше, чем Раулю, меньше, чем Вольфгангу.
На четверть испанец, на фалангу мизинца цыган, и венгр на все остальное. Лицо остается гладким, а волосы полностью седые уже давно. В юности были каштановыми, затем в несколько дней стали цвета мертвого пепла, а теперь угольно-черные. Может быть, Вольфганг еще помнит Карлоса седым, но не станет болтать об этом.