Ничё жить можно
Валерий Рыженко
© Валерий Рыженко, 2022
Ничё, жить можно. АПОЙ И ЖЕНА
Половину жителей посёлка составляли старики: бывшие железнодорожники, шахтёры Как говорили посельчане: угольщики, да мазутники. Летними вечерами, управившись с хозяйством, выходили они на улицы, садились на лавочки, скамеечки под тополями, акациями, пристраивали тяжёлые ладони на колени и разговаривали. Совсем старые доходили до заборов, опирались на них грудью и, склонив головы, прислушивались. Тихими были эти разговоры, как тихим был плач и тех, кого оставили дети, уехав в город, кто пережил детей своих, кто стал завсегдатаем бусугарни (поселковая пивная) и прирос к рюмке. Выходил из дома и Апой садился на лавочку под акацией с морщинистым стволом, как и его лицо.
В бусугарню пойдёшь, Апой? спрашивал его сосед, сидевший на своей лавочке под своей акацией.
Построили бусугарню после войны в парке среди сирени, акаций, деревянных резных беседок. Акации и сирень после вырубили, беседки снесли и выстроили деревянный летний клуб и танцплощадку рядом с бусугарней. Словом, внесли развлечения, а то, что мешало развлечениям потеснили и упрятали под землю. Молодой взгляд пусть веселиться, а старому пора уже и за переезд (за переездом кладбище). В бусугарне пахло пивом и шахтёрками: одеждой рабочих. Они заходили в неё после смены в депо или на шахте и сидели до закрытия, разговаривая о начальстве, заработках, пенсии, войне, погоде
Не пойдёшь, Апой, спрашивал сосед. А я пойду. Куда нашему брату ещё идти?..
А я слышал, что наш посёлок скоро городом станет, говорил Апой.
От кого? настораживался сосед.
Вечерело. Поднимался лёгкий ветер. Спадали жара. Воздух становился свежее. Шелестела акация, стряхивая с листьев пыль.
От кума. Председателя поссовета, говорил Апой.
Эх, зло вздыхал сосед. Дома, огороды, сады снесут под фабрики и заводы и дадут квартиру на этаже. Как пчелы жужжать будем. Мёд соскребли, а соты оставили.
Пусть сносят, отвечал Апой. Лишь бы горд был
Да зачем тебе город? закипал сосед, штовхаться в очередях за петрушкой?
На станции изредка гудели тепловозы. Гудки были усталыми.
Хотя бы и в очереди. Веселее.
Дурак ты, Апой. Живём, как в раю. С огородов и садов кормимся. В магазин за спичками и солью только ходим. Начальства будет больше! сердился сосед. Больше начальства меньше порядка.
Сосед уходил. Апой думал, глядя на бугры, окружавшие посёлок. С бугров хорошо смотреть на него. Особенно весной, когда расцветает сирень, белеет акация, в балках пахнет ландышами, среди садов видны одни только крыши домов, а над всем возносятся тополя. Их верхушки слегка покачиваются от ветра, тянутся ввысь, словно высматривая кого-то
Мне город не нужен, думал Апой. Город им нужен.
Уже слегка темнело, когда на улицу выходила жена Апоя. Она вначале опиралась руками на лавочку, а потом садилась. Сидела молча, устремив неподвижный взгляд на акации за переездом.
Снова смотришь? вздыхал Апой. Эх, мать, мать.
За переездом находилось новое кладбище. Старое с деревянными крестами и могилами, заросшими бурьяном, разровняли бульдозерами под площадку и построили «Дом быта». На новом стояли памятники с крестиками и звёздочками, а под крестиками и звёздочками напутствия, поклоны. Были могилы и без памятников, огороженные одной только железной решёткой, сваренной в депо рабочими.
. Ты, мать, вот что, говорил Апой, видя неподвижный взгляд жены, сыновья у нас, внуки. Понимаешь?
Понимаю, вяло отвечала она. А Люда, дочечка, погибла, сестра умерла.
Жизнь, вздыхал Апой. И сам ляжешь, а других не подымешь.
Может, сходим к ним. Попроведуем. Соскучились они за нами.
Не пойдём, Апой смотрел на распухшие ноги жены. Посиди. Отдохни трошки.
А может, пойдём, говорила она. Я как их попроведую, так мне и легче. Как дома побывала. Пойдём, просила она, Гостинца отнесём. Поговорим.
Они заходили во двор. Апой садился на крыльцо, потуже завязывал закостеневшие коленки платками, доставал две палки, а она собирала узелок: яблоки, пряники, конфеты таблетки
Может взять тебе рюмочку? говорила она.